Долгий путь

 

Спуститься с гор, даже с таких низких, для нас, непривычных к пути по узким тропкам, где каждый камень предательски норовит выскользнуть из-под ног, было делом нелегким. Три дня пути вниз — это оцарапанные ладони, стертые в кровь пальцы и непрекращающаяся боль в ногах и спине. Недолгие часы привалов, где хочется заползти в ближайшую тень, свернуться клубком и закрыть глаза — чтобы не видеть опостылевших гор, лица спутника, становящегося отчего-то ненавистным. Бессонные ночи, когда не можешь забыться даже подобием сна — перед глазами вновь и вновь мелькают камни, груды, лавины камней. Каждое слово, жест спутника вызывают только одно — раздражение. Мы ночевали в нашей палатке, стараясь отодвинуться друг от друга и накрыться с головой — только это не помогало. И все-таки мы дошли.

Мне только раз или два в жизни приходилось ходить в горы — никакого опыта у меня не было. У мальчика, который еще ни разу не покидал равнины княжества Всех Дорог — тем более. Зато когда мы вышли на равнину — это было настоящим праздником. Земля была ухоженной, но ни одного аборигена мы не встретили. Только ровные дороги, выложенные широкими плитами из какого-то странного материала. Ручьи были заключены в аккуратные каналы. Ровные ряды странных растений — приземистых, корявых. На них росли мелкие темно-серые плоды с отвратительно вяжущим привкусом.

Идти по дорогам было легко. Труднее было выбрать место для стоянки — портить поля, на которых росли тонкие бледно-серые стебли каких-то местных культур, не хотелось. А благоустроенным было абсолютно все — ряды полей и дорог тянулись до горизонта во все стороны. И — никого. Только птицы и мелкие грызуны. На птиц охотились мы, на грызунов — птицы. У птиц — ширококрылых, с темно-алым и черным оперением — было нежное мясо со странным привкусом, то ли миндаля, то ли чего-то подобного. Из стеблей, если их некоторое время проварить в кипятке, получалась отменная каша, сытная и сладкая. Только все это навевало уныние. Судя по карте, такого пути нам оставалось еще не меньше трех недель.

Было холодно. Судя по всему, здесь царила зима — только она больше походила на нашу середину осени. Ветер, который вольно гулял на равнине, запросто мог сбить с ног в ветреные дни. Но они выдавались нечасто — к счастью. Я несколько раз рассматривал в свой глобус город и его обитателей. Как я мог понять, они вообще не выходили на улицы. Дома были соединены подземными ходами. Вообще, город был большей частью подземным — снаружи находились только жилые помещения. Но голые дорожки между ними были все равно ярко освещены. Свет был каким-то призрачным, лиловым.

Отсутствие аборигенов вызывало у меня двойственное чувство. С одной стороны — если они настроены агрессивно, то это и к лучшему. С другой — они могли бы и помочь нам добраться к месту назначения. А пока мы не торопились. На долгих привалах я продолжал натаскивать мальчишку — охотиться, драться, готовить еду и ставить лагерь. Он был довольно типичным парнем Daara Naira — нашей расы. То есть не любил подобных развлечений. Рисовать и петь, просиживать дни напролет над книгой, купаться и танцевать на балах — вот это совсем другое дело. На все остальное есть слуги, которые обо всем позаботятся. Любовь к так называемым "мужским" развлечениям приходила позже, уже после совершеннолетия. Я задумывался — не в том ли корни традиции, по которой лорд воспитывал своего оруженосца? Эту изнеженность, эти девчоночьи капризы и слабости приходилось выколачивать. И иногда — очень жестоко.

Временами я вспоминал своего лорда. Он был дядей Мейт и Мейтина. Грубоватый, в чем-то похожий на крестьянина — их кровь чувствовалась в нем довольно сильно. Беспощадный к чужим и своим слабостям. Он был отличным наставником для такого неуемного юнца, как я. Всегда умел поставить меня на место — но никогда не пытался сломать. От него я научился многому — очень многому, что помогало мне в каждый день моих странствий. В свое время мы с ним облазили почти все пустые земли — и каждый день был тренировкой и уроком. Теперь я пытался стать таким же.. только не очень успешно.

Если я что-то и умел делать хорошо в области воспитания молодежи — так это рассказывать. И я старался делать это почаще. Рассказы занимали все время на привалах, и я замечал, как они постепенно формируют ум Мейтина — он учился задавать такие вопросы, на которые было интересно отвечать. Учился слушать. Учился выбирать из рассказа главное. И — то, чего я пытался добиться — учился обращать внимание на мелочи. Мелочи, из которых складывается все.

— .. следующим был мир, в котором практически не было суши. Только крошечные острова. Его жители были совершенно не похожи на людей — амфибии со склизкой кожей, огромными фасеточными глазами. Они строили подводные города на отмелях и подобия плотов над ними. Им было достаточно выбираться на поверхность не чаще раза в день. Они едва не утопили меня, пытаясь зазвать к себе в гости. Я был для них необыкновенным развлечением. Они были просты, как дети — едва умели делать что-то своими перепончатыми руками, почти не знали речи. Но все-таки они были разумными. Они помогли мне добраться до нужного места, но прошло не меньше тамошнего года. За это время я научился плавать и нырять не хуже, чем они. А так же привык есть сырую рыбу.

— Ф-фу..

— Вовсе не "фу". С твоими замашками, Мейтин, ты умрешь с голода в мире, где обитают одни насекомые. Которых, кстати, тоже можно есть.

— А вам приходилось, милорд?

— Ну, естественно. Захочешь есть — сьешь и кусок самого себя.

— А почему вы не обернулись там каким-то водным животным?

— Видишь ли.. это возможно только там, где довольно высок уровень магической силы в мире. К тому же, становясь рыбой, очень скоро тупеешь до уровня рыбы. Что нежелательно.

На следующий день мы издалека заметили нескольких аборигенов. Они ехали в странном варианте машины на гусеницах — платформой под шарообразным колпаком. Машина ехала совершенно бесшумно и никакого подобия дыма не было видно. Ехала машина прямиком к нам. Можно было бы постараться уйти или спрятаться, но я был уверен, что у них есть средства, чтобы отыскать нас. Особенно на этих голых равнинах.

Когда машина приблизилась, я остановился и поднял руки, показывая, что они пусты. Этот жест доброжелательности понимала большая часть разумных существ во всех мирах. Машина приподняла свой колпак, и оттуда высунулся один из аборигенов. Сделав несколько непонятных жестов передними руками, он, наконец, изобразил что-то вроде "залезайте сюда". Отказываться было бессмысленно — если они хотели взять нас в плен, они бы то сделали. Если нет — почему бы и не прокатиться на платформе. Тем более, что сопротивляться с помощью магии удобнее с близкого расстояния.

Мы подошли и влезли внутрь. Я незаметно пожал руку Мейтину, которому было явно не по себе, шепнув ему на ухо "все в порядке". Сесть пришлось прямо на пол — колпак мешал стоять, а извилистые сиденья, на которых удобно развалились аборигены, нам не годились. Внутри машины было необычайно жарко. Я тут же снял меховую куртку.

Видели бы вы, что стало с аборигенами! Открывая рты, но не издавая ни единого звука (позже мы узнали, что их речь для нас не слышна), они теребили то мою куртку, то мой рукав, то мою ладонь, пытаясь, вероятно, понять разницу. Я удивился — изобрести машины и не додуматься до одежды. Потом кто-то из них, устав хлопать ртом в мою сторону, достал откуда-то из-под сиденья какой-то плоский переливчато мерцавший предмет. Он положил на него ладонь и что-то молча "квакнул". На мерцающем экране появился силуэт аборигена, словно бегло очерченный карандашом. Он пошел куда-то, и я увидел, как на экране возникли неловко нарисованные силуэты каких-то двуногих. По карикатурным острым ушам я узнал в них себя и Мейтина. Потом изображение расплылось, на нем появился силуэт города, из которого выезжала машина. Абориген требовательно уставился на меня.

Я тоже положил ладонь на планшетку и попытался что-нибудь изобразить. Первый рисунок — замок на холме — вышел у меня цветным. Аборигены возбужденно захлопали ртами. Подумав немного, я изобразил наш мир вкратце — сиреневое небо, замки, равнины. На одной из равнин я намалевал путника, творящего проход и другого, рядом. Мейтин тихо взвыл, увидев, как я его изобразил. Потом я изобразил, как "мы" проходим через проход, оказываемся в здешних горах и спускаемся вниз. Потом допустил мелкую месть за свои портреты — изобразил местных, как я их видел. Они дружно повалились на спинки своих сидений и захлопали передним руками себе по головам. Вероятно, это означало смех.

Тем временем, машина медленно ехала к городу. Жарко было на редкость, я уже остался в одной рубашке. Но старший среди аборигенов, тот, кто пользовался планшетом, изобразил на нем нечто, что означало "какой холод!". Я засмеялся — ну и теплолюбивые же существа. По дороге мы пытались обмениваться какими-то картинками. Я даже сумел обьяснить, что мне нужно попасть в некое определенное место. Главный изобразил мне подобие машины, быстро мчащейся над землей. Ох.. полет мне совершенно не по вкусу.

В городе нас быстро запихнули в один из проходов вниз. Провели широким ярко освещенным коридором. Жара стояла страшная. Когда нас ввели в комнату и оставили одних, я поспешил раздеться окончательно и залезть в бассейн посредине. О нет!.. вода была чертовски горячей. Однако я нашел способ сделать ее холодной — нужно было только четко представить, как она остывает. Мальчик кружил по комнате, ошарашенно разглядывая все подряд — мебель, окна и то, что из них было видно. Я отмокал в прохладной воде, которая отчаянно парила в раскаленном воздухе комнаты. Потом я позвал к себе Мейтина и мы долго нежились в прохладной воде. Потом дверь замерцала. Я задумался, но ответ пришел сам собой — я представил, как она открывается. На пятой попытке дверь действительно открылась.

Видимо, здесь не было принято принимать гостей в ванной, потому что пара местных неловко топталась на пороге. Сообразив, что именно их смущает, я вылез и стал безнадежно искать полотенце. Пришлось достать его из нашего багажа. Завернувшись в полотенце, я попытался изобразить что-то, приличествующее гостеприимному хозяину. После долгого и бестолкового размахивания руками, я понял, что нас куда-то приглашают. Подумав, что на пир какой-нибудь, я быстро оделся, подгоняя мальчика, который отчаянно медлил и пошел следом за провожатыми.

Мы пришли в ярко освещенное помещение, где нам предложили сесть на две ровные поверхности, более подходившие нам по строению тела. На недолгое время мы остались одни. Какой-то из местных, видимо, довольно пожилой, вошел в комнату и, не глядя на нас, что меня само по себе насторожило, подошел к противоположной стене, из которой торчали какие-то полки и шары.

И тут.. я понял, что не могу пошевелиться. Какая-то невидимая веревка связала меня по рукам и ногам. Мейтин, судя по его испуганным глазам, чувствовал то же самое. Потом откуда-то сверху спустилось сильно увеличенное подобие цветного планшета. На нем появилось изображение — это был уже не рисунок, скорее запись — меня, разводящего костер с помощью простенького заклинания. И тут же что-то отвратительно щекотное пробежало по моим невидимым веревкам. Яснее некуда — "сделай так же". Я даже не пошевелился. Очень хотелось изобразить неприличный жест, только руки были плотно прикручены к телу. Потом я сообразил, как это показать. Я пристально посмотрел на планшет, и на нем появилось корявое изображение двух аборигенов мужского пола, совокупляющихся при помощи хвостов. Не знаю, насколько я попал в точку, но меня больно ударило в спину. Если бы я мог двигаться, я бы упал на пол и долго валялся, скорчившись. А так я мог только хватать воздух ртом. Чувствуя, как кровь отлила от лица и неумолчно пульсирует где-то в висках. Это длилось долго. Очень долго для того, чтобы я навсегда запомнил это чувство.

Мейтина пока не трогали. И это было единственным основанием для того, чтобы я пока не предпринял ни одной попытки освободиться. А старик-ящерица повторил картинку и вновь вызвал у меня щекотное ощущение во всех мышцах. Я проигнорировал его желание полюбоваться моими талантами. Попроси он нормально — я бы не отказался. Но — не так. Я не подопытное существо.

Однако старик был умен. И когда я, с трудом повернув голову, увидел, как с лица мальчика сползает краска, а губы кривятся в беззвучном крике — обращенном ко мне, в судорожном движении губ я прочел слово "милорд" — я не выдержал. И перед стариком вспыхнул костер. Обычный магический костер. Он обрадовался — это можно было понять и на его невыразительном лице животного. Я повторил это столько раз, сколько он требовал. Мне нужно было только одно — усыпить его внимание. Мейтин совсем сник, вероятно, думая, что я сдался. Но нет — я просто выжидал. Хотя полные слез глаза парня будили во мне примитивное желание стереть этот город с лица земли.

Нас отпустили — если можно считать этим то, что в ослабленных путах мы едва могли идти. Все та же парочка ящериц отвела нас обратно в нашу комнату и оставила одних. Только дверь теперь не открывалась, невзирая на мои команды. Окна вообще было невозможно ни открыть, ни разбить. Едва дверь за нами закрылась, Мейтин бросился на пол и зарыдал. Я подождал какое-то время, прежде чем начать его утешать, но потом не выдержал и, подойдя к нему, положил его голову к себе на колени и начал гладить по волосам.

— Не бойся. Мы выберемся. Это мелочи, мальчик.

Но он ревел напропалую, только иногда с трудом выплевывая из себя слова. Я и не знал, что он заикается.

— э-э-т-т-та бб-б-боль, м-м-милор-д-д... она в-в-все еще з-з-д-десь..

Не имея возможности сказать, он просто провел по своей руке и бедру. Я поднял его лицо к себе, он тут же уткнулся мне в плечо и продолжал плакать. Я старался размять ему суставы, тщательно затыкая свои, точно такие же, ощущения. Я старался его отвлечь, уже поняв, что боль отступает, когда стараешься о ней не думать. Увы.. но отвлекать его я мог только одним способом — и он оскорбленно вывернулся из моих рук.

— Нам н-надо п-под-думать о освобожд-д-дении, а не об эт-том..

— Запомни, мальчик: кто никуда не торопится, тот никуда не опаздывает. Всему свое время.

И я твердо вернул его назад в свои обьятия. Стараясь не думать о том, почему же все суставы так мучительно ноют, а в мышцах словно навек затаилась странная слабость.

Утром я был вполне готов к действиям. Спать на полу было неудобно, но я все же заставил себя выспаться. Мальчик не смог заснуть до утра, беспокойно вертясь у меня под боком и тихонько постанывая от боли. Я сидел на полу у бассейна и тихо ждал. И дождался. Дверь открылась. Тут же в нее полетел мощный заряд моей силы, сметая и отбрасывая тех, кто за ней стоял. Я схватил Мейтина за руку и мы побежали по коридору. На бегу я отшвыривал ударами руки и ног тех, кто попадался на пути. Направление к поверхности я угадывал безошибочно. Нас пока никто не преследовал — а когда кто-то попытался, я с удовольствием размазал его по стене. Дверь на поверхность, а вернее, систему шлюзов, я взорвал вдребезги. Осколки полетели нам в лицо, но я успел швырнуть Мейтина на землю, и упал сам, прикрывая его. Судя по всему, спина у меня была изрядно поранена — горячие струи потекли по спине вниз.

Тут же я вскочил и мы побежали на поверхность, спотыкаясь на неудобно мелких ступенях. Отбежав несколько шагов от выхода, я остановился, толкнул мальчика себе за спину и стал вглядываться в застланный пылью и дымом проход. В нем мелькали какие-то фигуры. Я швырнул в глубину пару огненных клубков, думая, что это отпугнет преследователей. Но самой важной задачей сейчас было унести отсюда ноги более эффективно, чем пешком. Одно хорошо — наше имущество, ужатое с помощью магии до небольшого размера, было все еще при нас. Мальчик крепко держал его.

Позади нас находилось несколько машин. Среди них была одна, похожая на ту, что рисовал мне один из проклятых ящеров. Я не знал, насколько самоубийственной была идея использовать ее. В нескольких мирах мне пришлось управлять разными агрегатами. Но тут.. а впрочем, терять было нечего. Мы сумели открыть машину и найти в ней то, что служило подобием пульта управления. На нем было только три выступа, и сделаны они были вовсе не под человеческую руку. Я попробовал нажать на средний — машина тут же взмыла вверх с ужасающей скоростью. Я отлетел от пульта, сбив в паденьи мальчика и натыкаясь на все углы. Но тут же я пополз, не обращая внимания на боль в ноге, обратно к пульту. Управление оказалось простым — нужно было тянуть рукоятку строго вверх, чтобы машина не кренилась, двигать в нужную сторону левую рукоятку, чтобы двигаться куда-то. Третья задавала скорость.

К этому моменту мы уже поднялись выше уровня облаков. Пришлось спуститься вниз. Я задал максимальную скорость, отпустил рукояти и мы помчались на северо-запад, к месту, где находился ближайший проход отсюда.

— Милорд! Нас догоняют!

Обернувшись, я увидел, что за нами летят три платформы. Причем, умея управлять ими лучше меня, аборигены нас настигали, и довольно быстро. Это было очень неприятно. Что же делать?

Прикинув все шансы, я развернул машину назад и помчался навстречу преследователям. Не знаю, чего они ожидали, но только не того, что я промчусь прямо между ними. Поэтому один из них столкнулся с другим, и обе машины криво спланировали на землю. Так.. остался один.. на время, пока упавшие не поднимутся. Я не знал, когда же они поднимутся, поэтому надо было принимать срочные меры. Я не знал, как же избавиться от последнего преследователя. Потому я просто пошел ему навстречу, прикидывая, выдержит ли машина прямой удар лоб в лоб. Я предпочел думать, что не выдержит. Но к тому времени мы спустились уже довольно низко, и я надеялся, что это закончится не немедленной гибелью. Беспокоило меня только одно — что я не мог опираться на левую ногу.

Догадливый ящер увильнулся от столкновения. Я тут же развернул удивительно послушную платформу и попытался его сбить еще раз. На этот раз все вышло великолепно: я задел его самым краем, тут же взмывая вверх. Последняя машина противника медленно пошла вниз, неловко заваливаясь на противоположную сторону. Я не стал рассматривать, что он будет делать, разворачиваясь в нужном направлении и увеличивая скорость до максимума.

Только оторвавшись от преследования, я смог обернуться. Мейтин лежал на полу, явно без сознания, и лицо его отвратительного бледно-голубого цвета. Что, как минимум, означало сильное кровотечение. Хорошенькие дела — у меня сломана нога, у мальчика какие-то внутренние повреждения. Слишком круто для общения с каким-то паршивыми голыми ящерицами...

Место, где располагался проход, я увидел сразу. Это были две старые колонны, уже наполовину обвалившиеся и замшелые. Между ними располагался проход в иной мир — невидимая грань, открывавшаяся только тем, кто обладал даром ее увидеть. Только вот ситуация была мало подходящей для прохода. Что нас ждет там — можно было узнать, только пройдя туда. А идти туда с больным мальчиком на руках было просто самоубийством. Только оставаться здесь было тоже опасно — я слишком самоуверенно показал ящерицам, куда направляюсь.

Усадив машину на землю, я подполз к мальчику. Моя нога отвратительно ныла. Я положил ладони на предполагаемое место перелома и начал лечение. В той спешке, в которой это приходилось делать, это было настоящей пыткой. Кость, даже подстегиваемая магией, должан заживать два-три дня. Иначе пациент будет испытывать нестерпимую боль.. да и для здоровья это опасно. Но выхода у меня не было. И я терпел невыносимое жжение — ногу словно бы поджаривали на углях, стараясь не выть, хотя мне хотелось отгрызть собственные руки. Которые я так и держал на месте раны, пока в глазах не помутилось. Очнувшись, я тут же принялся осматривать Мейтина. Так.. кости целы.. а вот руки отвратительно ледяные, губы — синие, веко — бледно голубое. О, боги всех миров, помогите мне!

Я начал его лечить — это было еще более сурово, чем мое лечение. Он очнулся — от боли — и я старался не обращать внимания на его отчаянные крики. Мне нужно было быть совершенно безжалостным, чтобы сделать то, чего требовала именно жалость. Жалость и необходимость. Я сумел привести его в норму — но сил избавить его от бли уже не было. Я поднял его на ноги — тычками в спину и уговорами — и мы пошли к колоннам. Не успел я поднять руку для того, чтобы начертить первый знак, как сверху послышался свист летающих машин. Преследователи пожаловали...

Я чертил знак, стараясь не обращать внимания на приближающихся ящериц. И успел — передо мной открылась дверь в темную ночь. Я толкнул туда мальчика и прыгнул сам... в бездонную ледяную воду.

Назад


© Тани Вайл (Эльвен)