(глава из романа "ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ ВЛАСТЕЛИНА КОЛЕЦ")

Зима была тЈплой, слякотной, грязной; и озими, которые должны были под снегом ждать новой весны, сопрели и сгнили в раскисших полях.
А лето выдалось сухим и небывало жарким.
Великий Андуин у Харлонда вброд можно было перейти — так обмелел.
Земля сделалась как камень — и морщинами трещин покрылся еЈ серый лик.
В полях — порыжелый, колючий — засох на корню хлеб.
На севере горели леса. Белое от жары небо заволакивалось горьким чадным дымом.
Давно не было такого года в Эндорэ — и качали головами старики, предрекая грядущий голод и великие несчастья.
Как в воду глядели!

Горячие южные ветры принесли на своих опалЈнных крыльях из чужедальних краЈв Смертельный Недуг, поразивший все земли от Ханнаты до Артэдаина и от Толэр Арэна до Эриадора. Обезлюдели Рудаур и Кардолан. В город мЈртвых превратился прекрасный Осгилиат -- столица Гондора. Зараза, от которой не было спасения, унесла и Короля Телемнара, и всю его семью, и засохло перед дворцом Белое Дерево, посаженное некогда Исилдуром.
И покинуты были крепости, возведЈнные на восточных рубежах Гондора после падения ТЈмного Властелина; и некому стало нести стражу на перевалах Эфэл Дуат и Эред Литуи...

Девять поклонились своему Повелителю.Они знали его волю и были готовы.
И ТЈмный Властелин сказал одно лишь слово:
— Пора.

...Жадное болото заглотило часть равнины, на которой некогда сошлись в смертельной битве войска Последнего Союза и Владетеля Толэр Арэна. Длинные щупальца вонючего тумана тянулись по жухлой траве к покинутой крепости.
Морион Эннен.
Ворота Толэр Арэна.
Ворота, распахнутые настежь, ничего не стерегущие и ничему не препятствующие.
Лишь ветер гуляет меж опустелых стен.
И над чЈрным голым плато Горгорот курится вдали Ородруин — Роковая Гора.
Казалось, лишь они — вдесятером — остались жить в пустом мЈртвом мире...

Небольшая стрела вылетела из придорожных кустов и, взрыхлив дорожную пыль, осталась лежать шагах в пяти от копыт коня ТЈмного Властелина. Несомненно, это был предел дальности еЈ полета — не стрелы — кривоватого неоперенного прутика со скорее ободранным, чем заточенным концом и едва намеченной выемкой для тетивы. Более всего она походила на детскую игрушку.
Однако Гартханнер отнЈсся к ней со всею серьЈзностью. Жестом остановив Девятерых, он спрыгнул с лошади и, осторожно приблизившись, поднял стрелу, чтобы внимательно осмотреть еЈ.
Вслед за этим ТЈмный Властелин расстегнул пояс с мечом и бросил его Хэлкару. Разведя руки в стороны и держа их ладонями вверх, он направился к кустам.
— Я иду с миром. У меня нет оружия.
Ему оставалось лишь перескочить через небольшую придорожную канаву, предназначенную для стока дождевой воды, когда из кустов послышался пронзительный от страха мальчишеский голос:
— Стой, где стоишь, не то всажу в тебя стрелу!
Гартханнер послушно остановился.
— Мир тебе, господин отважный рыцарь. Я прошу предоставить мне и моему отряду возможность беспрепятственно продолжить путь по этой дороге и готов заплатить любую цену по твоему усмотрению.
— А покушать у тебя есть? — Другой голосок, совсем младенческий.
В кустах кто-то кому-то отвесил сочный шлепок — и лес огласился обиженным детским ревом.
ТЈмный Властелин нахмурился.
— Ай-яй-яй, господин рыцарь! Маленьких обижать -- это уже не по-мужски. Особенно девочек!
— А чего она лезет?.. — возмущЈнно начал оправдываться из кустов "господин рыцарь".
Гартханнер знаком подозвал Дэнну, и тот вытащил из седельной сумки завЈрнутые в чистую льняную тряпицу лепЈшки.
ЧЈрный Майя разломил лепЈшку пополам и протянул одну из половинок в направлении кустов.
— Не плачь, маленькая! Иди сюда! — ласково позвал он.
В кустах долго возились, после чего из сплетения ветвей то ли вылетела, то ли выкатилась ужасающе чумазая девчушка лет четырЈх в невообразимых лохмотьях, некогда бывших, по всей вероятности, детской рубашонкой.
Смотрела она — как дикий зверЈк.
— Иди ко мне! — поманил Гартханнер, протягивая еду.
Голод пересилил страх. Малышка обеими руками вцепилась в лепЈшку и жадно вонзила в неЈ зубки.
ЧЈрный Майя бережно поднял еЈ освободившейся рукой, прижал к себе, ужаснувшись невероятной худобе девочки.
— Тебя как зовут, кроха?
— Мэл... Мэлианэль.
— Ух ты! — Имя явно было больше носительницы. — А скажи, Мэлианэль, родители твои где?
Она на миг оторвалась от еды.
— Они легли и спят. Там, в деревне. Гваэрин говорит: это мор. И мы ушли. А мама с папой остались...
Она была ещЈ слишком мала, чтобы понимать смысл сказанного. Но Гартханнеру оказалось достаточно услышанного.
— Гваэрин — это тот рыцарь в кустах?
— Да.
— Брат?
— Да.
— Не обижает тебя?
— Нет. Он добрый. Только боится. — Мэлианэль покончила с лепЈшкой, облизала пальчики и доверчиво обняла Гартханнера за шею.
— В лесу страшно. Ночью кусты шуршат. И холодно.
— А со мной поедешь?
— Да. А у тебя ещЈ есть покушать?
Он улыбнулся.
— НайдЈм. А это давай отдадим твоему Гваэрину, а то он, наверно, тоже голодный.
— Тоже, — подтвердила Мэлианэль.
ТЈмный Властелин повернулся к кустам.
— Выходи, Гваэрин. Хватит прятаться!
Из кустов вылез страшно недовольный паренЈк лет восьми, ещЈ более оборванный и грязный, нежели сестрЈнка. В руках он держал самодельный лук из корявой ветки; на тетиве, сплетЈнной, скорее всего, из волос Мэлианэль, лежала стрела, такая же грубая, как и та, которую Гартханнер машинально сунул Дэнне.
В протянутый хлеб он вцепился, как волчонок, так что ТЈмному Властелину без труда удалось завладеть и луком, и второй стрелой.
Глотал мальчишка, не жуя, однако смотрел на сестру по-прежнему сердито и даже кулаком ей пригрозил.
Гартханнер нахмурился.
— Это что такое? Угрожать женщинам — не по-рыцарски.
— А чего она... — опять начал было возмущаться Гваэрин, но тут малышка показала ему язык и с высоты рук ЧЈрного Майя принялась дразниться:
— А вот не достанешь, не достанешь, не достанешь!..
ТЈмный Властелин посадил ее в седло своего коня и сказал мальчику:
— Ну что, господин рыцарь? Будем договариваться о безопасном проезде?
— А ты это... правда, что ли? — изумился Гваэрин.
— Я от своих слов никогда не отступаю. Чего ты хочешь?
— Поесть! И меч!
ТЈмный Властелин оглянулся на Девятерых.
— А еды у нас в обрез, к сожалению. И оружия лишнего нет. Но если ты согласишься поехать с нами, обещаю кормить тебя трижды в день, как положено. И оружие дам. И обращаться с ним научу. А уж девочке и вовсе ни к чему по лесам таскаться. Особенно на зиму глядя. Так что, господин рыцарь Гваэрин, едем с нами — плату получать.
Мальчишка восхищЈнно смотрел на высокого воина в чЈрных доспехах, чью седую голову венчал тонкий серебряный обруч.
— Поехали! А ты кто — Король?
Гартханнер усмехнулся уголком рта.
— Владетель Толэр Арэна.
— А что это — "Толэр Арэн"?
— По-вашему будет — "Цветущий Край".
— Ты не здешний?
— Нет. Моя страна там, за этими горами, — он указал на восток.
Гваэрин нахмурился.
— Но там... говорят, там — Мордор. Значит, ты служишь Оку?
— Кому-кому?
— Ну, Врагу, Саурону! Говорят, это он на нас мор наслал, чтобы Гондор вымер.
ТЈмный Властелин помрачнел.
— Боюсь, что мор никакому Саурону не подвластен, ибо в Толэр Арэне он косит Людей точно так же, как и в Гондоре.
— ВсЈ равно это — Саурон. Так отец говорил! -- заупрямился мальчишка.
— Ну, пусть даже Саурон. Да уж не испугался ли ты, господин рыцарь?
Гваэрин выпятил подбородок.
— Вот ещЈ! Я ему ка-ак дам — прямо в это Око!
ЧЈрный Майя кивнул.
— Значит, договорились. — Повернувшись, коротко приказал: — Элвер, возьмЈшь его в седло!
Вновь перепоясался мечом и легко вскочил на коня, привлЈк к себе Мэлианэль.
— Поедем домой, маленькая!
— К маме? — радостно спросила девчушка.
Гартханнер скрипнул зубами.
— Нет. Пока только — ко мне.
— Я спать хочу, — сказала ему малышка и зевнула.
Он заботливо завернул еЈ в свой плащ — и она вскорости уснула, прильнув к его груди.
Гваэрин же всю дорогу жадно глядел по сторонам, и его просто распирало от любопытства.
— Это крепость Врага? — спросил он, когда они въехали в ворота Морион Эннена.
— Это моя крепость, — ответил ТЈмный Властелин.
— Мы будем здесь жить?
— Пока — да.
— А потом?
— Зимой мор должен пойти на убыль, тогда переберЈмся в глубь Толэр Арэна.
— А что ты скажешь о нас Багровому Оку?
— А что я должен ему сказать?
— Мы — гондорцы. Он прикажет нас убить.
— Вы — дети. Кто же убивает детей?
— Но это же — Враг! — Его непонятливость удивила Гваэрина. — Он всех убивает. Он ненавидит гондорцев, за то что Исилдур и Анарион побили его в Дагорладе.
Гартханнер усмехнулся и потЈр искалеченную руку. Мальчишка заметил это.
— А где тебе пальцы отрубили? — спросил он с любопытными огоньками в глазах.
— Была война, Гваэрин. На мою землю напали враги. Я защищал свой народ...
— А расскажешь? Я страх как люблю про войну рассказы!
— Непременно расскажу, — пообещал ТЈмный Властелин.

 ТРЕТЬЯ ЭПОХА. 1651 год

Гонец из Приграничья примчался далеко за полночь, бросил поводья взмыленного коня подбежавшим стражникам, велел приготовить свежую лошадь и, не снимая плаща, помчался наверх, прыгая через три ступеньки.
Один из воинов ЧЈрной Крепости, глядя ему вслед, одобрительно сказал напарнику:
— Ишь, как по сестре соскучился...
— Да нет, — ответил напарник. — Это он перед Властелином выслуживается.
Почему-то Гваэрина — а гонцом этим был именно Гваэрин — в Барэйтэ Дорэт недолюбливали, несмотря на то что Гартханнер явно благоволил к юноше. Возможно, косвенной причиной неприязни была его сестра Мэлианэль, на которую заглядывались не только молодые воины, но и мужчины в годах, — девушка выросла небывалой красавицей; но брат держал еЈ в строгости, всячески давая понять, что здешние кавалеры, в основном вастаки, — не пара гордой дочери Гондора. Проскальзывала порой в Гваэрине этакая надменность высшего, отталкивавшая от него Людей. Да он и сам старался держаться особняком, что порой огорчало ТЈмного Властелина, ибо детей этих, выросших у него на глазах, любил по-отечески...
Гваэрин взлетел по лестнице в башню, на миг задержался перед дверью, выравнивая дыхание и унимая невольную дрожь в руках после бешеной скачки, и почтительно постучал.
— Входи!
ТЈмный Властелин сидел за столом. В массивном серебряном шандале, изображавшем букет цветов, -- где гладко отполированном, где прочеканенном, оплывала толстая свеча. В руках Гартханнера была книга, которую он отложил, едва увидел вошедшего.
— Мальчик мой, какими судьбами?
— Послание из Долэнэ Голайтэ Дорэт, Повелитель.
Гартханнер взял свиток, сломал печати, развернул. Читая, умудрялся попутно и разговаривать:
— Бери стул, садись!
— Спасибо, Повелитель, но рассиживаться некогда.
— Может быть, вина?
— Я тороплюсь, Повелитель. Ответ будет?
— Да, напишу. Но сестру-то ты хоть видел?
— Нет.
— Так зайди к ней!
— Зачем зря тревожить? Я сейчас уеду.
— Разве есть причина для спешки? Отъезд можно отложить до утра. Отдохни, поужинай, навести сестру — она по тебе скучает.
— Я обещал поспешить. Меня будут ждать, Повелитель.
Этот Повелитель неприятно царапал слух, и внутренне Гартханнер поморщился: совсем мальчик отвык. И как огорчится завтра Мэлианэль, узнав, что брат был здесь — и даже не заглянул к ней. Не утешит девочку даже то, что он оберегал еЈ покой: воистину покой любящему сердцу противопоказан...
— Я напишу ответ. Подожди немного.
— Да, Повелитель. — Гваэрин прошЈлся по кабинету за его спиной. — А здесь ничего не изменилось, всЈ как прежде... Книг разве только прибавилось.
— Прибавилось. С пепелищ, из руин. Самым опасным оружием, мой мальчик, во все времена считалась мысль. Поэтому с книгами в нашем мире воюют всеми возможными и невозможными способами. А книги -- они ведь беззащитны...
— Люди — тоже, — как-то сдавленно произнЈс Гваэрин. — И убивать их — так просто, не правда ли, Повелитель? Достаточно навести порчу или проклясть — и никто не узнает, отчего вымер целый народ...
— Да, существует и такая магия, мой милый, -- подтвердил несколько удивленный Гартханнер. -- Злая магия, жестокая...
— Ты владеешь ею, Повелитель?
— Ты же знаешь, Гваэрин: я стараюсь по возможности не прибегать ни к какой магии. А уж к злой...
— Откуда мне это знать, Повелитель? Говорят, ты -- колдун, злой колдун.
Гартханнер тревожно посмотрел на него.
— Но ты же не веришь этому, мой мальчик? -- полуутвердительно-полувопросительно сказал он. — Ты вырос здесь, ты должен знать...
— Но колдовством можно любому отвести глаза, выдать чЈрное за белое — а заколдованный и знать этого не будет.
ТЈмный Властелин подошЈл к юноше, положил руки ему на плечи.
— У тебя дурное настроение? Ты, верно, устал, путь был дальний. Отложи отъезд, отдохни, выспись — а завтра мы с тобою поговорим. О книгах, о магии, о колдовстве... Ты получишь ответы на все вопросы, которые тебя мучают...
— Нет, Повелитель.
Гваэрин высвободился — не то чтобы поспешно, но весьма решительно — и это вновь больно царапнуло сердце. "Нет, положительно, совсем одичал он в этом Приграничье".
— Будь по-твоему, — вздохнул Гартханнер. — Сейчас напишу ответ.

Он сел за стол, взял перо, бумагу, торопливо вывел первые строки...
Внезапно он ощутил в комнате присутствие чужой воли, чужой магии — такой враждебной, холодной, злобной, что у него кровь застыла в жилах и перо чуть не выпало из руки. Едва сумел не выдать себя — пожалуй, лишь чернила стали брызгать от сильного нажима, но вряд ли Гваэрин способен был заметить это — и, продолжая писать, поднял глаза и бросил быстрый взгляд в полированное зеркало подсвечника.
Гваэрин стоял у него за спиной, занося для удара кинжал. Матовая поверхность клинка истекала кроваво-малиновым сиянием — и свечение это исполнено было лютой ненависти. От неЈ у Гартханнера волосы на голове зашевелились, мурашки побежали по спине...
Сейчас ударит, вот сейчас...
Лишь миг оставался в его распоряжении, когда ТЈмный Властелин небрежно произнЈс:
— Ты остановился слишком далеко, мой мальчик. В следующий раз подходи ближе, иначе твоя жертва успеет уйти из-под удара...
От неожиданности юноша застыл, как изваяние.
— И кинжал ты держишь неправильно, — продолжал Гартханнер всЈ тем же спокойно-небрежным тоном (лишь бы мальчишка не увидел испарины, выступившей у него на лбу!). — Меч в честном бою -- другое дело. Но если ты намерен убить кого-то ударом в спину, наносить удар нужно сверху вниз -- чтобы пригвоздить жертву к столешнице. Иначе ты рискуешь нарваться на отпор, а легко раненный противник стократ опаснее.
Медленно, стараясь не делать резких движений, чтобы не спугнуть ошеломлЈнного мальчишку, ТЈмный Властелин повернулся и повелительно протянул руку.
— Дай-ка, я покажу!
И Гваэрин, словно во сне, покорно протянул ему кинжал.
Рукоять клинка пламенем опалила ладонь — еле удержал, заметив мимоходом:
— Не думал, что придЈтся учить кого-либо подлому делу.
И с отвращением швырнул кинжал на стол.
Издав жуткий вопль, будто у него душа с телом расставалась, юноша метнулся к зачарованному оружию, пытаясь вновь завладеть им.
Но между ним и кинжалом стоял теперь ЧЈрный Майя — стоял неколебимо, как скала; и Гваэрин, налетев на него, будто растратил все свои силы. ТЈмный Властелин подхватил его, оседающего наземь, и усадил на одно из кресел в простенке между окон.
Глаза у Гваэрина были бессмысленно-стеклянными, когда он пробормотал не своим — тусклым монотонным голосом:
— Он говорил: ты — злой колдун... ты — чудовище... твоя телесная оболочка погибла, а дух может принимать любые обличья... пусть даже приятные для глаза, но дух твой чЈрен... Ты — Враг, Враг всему, что дорого человеку... Это ты — убил моих родных... Ты — похитил мой разум, вложил мне в руки оружие и послал убивать моих соотечественников... Ты держишь при себе последнего дорогого мне человека, мою сестру, заложницей — а когда я больше не буду тебе нужен, отдашь еЈ на потеху своим приспешникам... Я околдован тобою, я — твой раб, орудие твоей злой воли... Не будет мне свободы, пока ты жив...
У Гартханнера противно заныли зубы. Магия была достаточно сильна даже для него — воля же мальчишки была попросту сокрушена. Какой же негодяй посмел воспользоваться ребЈнком в своих изуверких целях? Ведь он же — дитя совсем, двадцати нет, а что такое двадцать лет для потомка нуменорцев?..
— Злой колдун? — ТЈмный Властелин заговорил нарочито резко, пытаясь разрушить наваждение этих размеренных причитаний. — Да, серьЈзное обвинение. Полагаю, оправдаться ты мне не позволишь? Да и к чему слова?.. Подожди лишь несколько минут — я допишу письмо стражам Приграничья. Ты-то отправишься на все четыре стороны, а им по-прежнему придЈтся оставаться на посту.
— На все... четыре?..
— Ну, на одну, любую, по твоему выбору. На ту, где тебя будет ждать тот, кто вложил в твою руку этот клинок. — Он толкнул кинжал к Гваэрину. — Я припишу в конце письма, чтобы тебе не чинили препятствий.
— Почему?..
— Потому что я никого не лишаю ни воли, ни памяти, ни свободы выбора. И если ты намерен убить меня...
Он вновь взялся за перо.
— Когда будет готово, я скажу. Надеюсь, у тебя достанет сил убить Врага с одного удара. Единственное, о чем попрошу тебя: бей в спину. Не хочу видеть, как низко пал мой ученик...
Он помолчал, дописывая, потом покачал головой.
— Нет, я зря виню тебя. Ученик не может быть плохим. Всегда виноват учитель. Значит, я так дурно учил тебя — и заслуживаю расплаты. — Он капнул воска на бумагу и запечатал письмо. --
Возьми. Ты успеешь добраться до Приграничья, прежде чем здесь поднимут тревогу. Я часто работаю по ночам, обнаружат меня не скоро. Вот только Мэлианэль... ЕЈ не тронут, конечно, — в Твердыне еще не было такого, чтобы за чужие грехи расплачивался невинный, но как же девочка будет плакать о тебе. Ведь ты — это всЈ, что есть у неЈ в жизни...
Он обернулся — и его светлые бездонные глаза встретились с затравленным взглядом Гваэрина.
"А ведь мальчишка так и не взял оружие..."
Странно растягивая слова, будто весь ещЈ во власти кошмарного сна, юноша невнятно проговорил:
— Она... не простит... никогда... Она не помнит... Ты для неЈ — и отец... и мать... всЈ, что у неЈ было в жизни... А я... — Он передЈрнулся всем телом, с силой провЈл рукой по лбу. Наваждение проходило, и жестокая внутренняя борьба отразилась на его лице. — Что я... Почему?.. Всесильная Тьма, как же я... Учитель, ох, Учитель... Что же я натворил!..
Он стиснул виски дрожащими руками и низко склонил голову, закачался в кресле, как от невыносимой боли.
— Учитель... Учитель, прости!.. — простонал он в отчаянии.
— Учитель, прикажи казнить меня, камнями забить, как пса бешеного! Ведь я... я...
Все-таки он был совсем еще ребЈнком — и потому враз захлебнулся слезами.
ТЈмный Властелин легонько похлопал его по щекам, приводя в чувство.
— Ну, будет тебе, будет... Успокойся!
— Учитель... я не хотел... поверь, я...
— Знаю, — коротко ответил Гартханнер. — Это -- магия. Злая магия.
— Нет, Учитель. Не оправдывай меня! И не смотри — так! Презирай, ненавидь — только не прощай, пожалуйста, не прощай!!! Ведь сам себя я — не прощу!..
Он метнулся к двери — не успел. Железные пальцы ТЈмного Властелина стиснули его запястья, словно клещами, — и вовремя, ибо Гваэрин уже тянул из ножен меч.
— Не надо, мой мальчик, — ровно произнес ЧЈрный Майя — но голоса его невозможно было не послушаться, ибо голос этот был — магией. -- Убить себя — трусость. Жить, несмотря ни на что, -- гораздо сложней. Но об этом мы поговорим завтра, а сейчас — тебе надо отдохнуть.
И весь мир наполнился светлым переливистым сиянием его глаз — и в это сияние, как в тихую воду, медленно погрузился Гваэрин.

Гартханнер на руках бережно отнЈс его в постель, разул и, снимая рубашку, обнаружил на левом плече юноши неумелую грубую повязку. Сквозь бинты проступило свежее пятно крови.
Он провЈл рукой над раной, и ладони стало опять горячо — почти так же, как и тогда, когда он держал заговорЈнный клинок.
Опять эта чужая, враждебная, злая магия! И не стала она добрее даже от того, что применили еЈ для целительства. Магия сильная — а рана залечена неаккуратно, наспех — лишь бы слепое орудие в руках колдуна могло поскорее исполнить своЈ предназначение. А как дальше будет жить исцелЈнный Человек — и будет ли он жить вообще, чародею было безразлично.
ЧЈрный Майя относился к магии без священного трепета. Магия всю жизнь была частью его самого -- не станешь же молиться на собственную руку или ногу! Но этот неведомый колдун, развративший душу его ученика и столь небрежно отнЈсшийся к его раненому телу, вызывал у Гартханнера гнев и отвращение — так мастер, достигший высот в своЈм деле, относится к безалаберному халтурщику.
ТЈмный Властелин размотал заскорузлую повязку, сердито нахмурился, увидев грязную, воспалЈнную рану.
Гваэрин, хоть ЧЈрный Майя и усыпил его, беспокойно зашевелился, пробормотал что-то неотчЈтливое, жалобно застонал.
— Спи, мальчик, — с суровой, отцовской нежностью сказал Гартханнер, поглаживая его по лбу. — Спи. ВсЈ будет хорошо.
И, отрешившись от всего, простЈр руку над раной.
Для первого раза достаточно почистить и стянуть края. Потом будет видно, что делать дальше. Молодой организм должен яростно бороться за жизнь. Возможно, в дальнейшем хватит лишь целебных травяных снадобий. А то магии на мальчишку свалилось — больше чем нужно. Последнее это дело — магия, хватаешься за неЈ с отчаяния, как утопающий за соломинку, а ведь это -- палка о двух концах...
И опять с гневом подумал о неведомом колдуне. "Я не забуду. И не прощу. Хотя ты и решишь, будто я мщу за себя. Для тебя этот мальчик — пылинка на твоих подошвах. А для меня — ученик, которого я учил доблести и чести — а ты вложил в его руку заколдованный клинок и послал ударить меня в спину. Ты заплатишь за это. Ибо единственное, что я умею в совершенстве, — это убивать врагов".

...Лишь на рассвете ТЈмный Властелин вышел от Гваэрина.
Теперь раненый спал спокойно — крепким сном выздоравливающего человека, и даже лЈгкий румянец успел проступить на его осунувшемся лице.
На всякий случай, уходя, Гартханнер забрал с собою ножны с мечом и маленький засапожный ножик.
Напоследок дважды повернул ключ в замке.
А окна в комнате были заперты тяжЈлыми дубовыми ставнями.

* * *

Голова болела так, будто накануне он выпил слишком много крепкого вина. Его окутывала темнота, и казалось, будто он заточЈн в подземелье — в подземелье Мандоса, где обречЈн томиться целую вечность за свои грехи.
А грешен он был в том, что служил ТЈмному Врагу.
Так говорил благолепный многомудрый седой старец — и когда обличал он злодеяния Врага, глаза его горели, подобно раскалЈнным угольям. И всЈ в его обличье было противоположностью ТЈмному Властелину: белые одеяния, богато затканные золотом, величественно-размеренные жесты, сопровождавшие плавный поток речей, — на всЈм лежал отблеск истинного Валинорского Света, о котором Гваэрин слышал с детства.
Света, который пытался загасить злобный Враг.
Он был грешен, преступен, глупый мальчишка, прельстившийся лживыми словами Врага, — но посланец из Валинора обещал ему прощение, если он поможет сокрушить злобное чудовище — Саурона ТЈмного...
Гваэрин не сразу стал внимать речам старца. Сперва он пытался спорить и ершиться — но старец лишь вновь и вновь объяснял всю пагубность его заблуждений. Терпения старцу было не занимать. А Гваэрину становилось всЈ хуже: из неперевязанной раны сочилась кровь, вместе с которой уходили и силы, немилосердно трепал озноб, мучила жажда, крепкие верЈвки впивались в связанные руки и ноги. Когда старец оставлял его в одиночестве, из-за двери доносились грубые голоса Орков — и Гваэрин, вырванный из их рук белым старцем, слышал, как они со смаком предвкушают пытки, которым будет подвергнут пленник, едва старцу надоест с ним возиться...
Он не был трусом, Гваэрин — страж Приграничья. Он не был предателем. Он храбро сражался в последнем своЈм бою — и лишь вражеский дротик вышиб его из седла. Без единого звука вытерпел он жестокие побои, не дрогнул, когда пригрозили раскалЈнным железом. Но когда в его воспалЈнном рассудке стали мешаться жестокая явь плена и ярко нарисованные велеречивым старцем картины вечных мучений в Мандосе — ибо все приспешники Саурона Жестокого прокляты и осуждены страдать вечно, -- юноша сдался. Он мог выдержать лютые пытки Орков — день, два, три, — пока смерть не спасла бы его от страданий... но чтобы такие пытки приходилось терпеть вечно, без надежды на избавление -- надломленная болью душа Гваэрина не вынесла этого...
Теперь он лежал в темноте и беззвучно плакал от стыда и отчаяния. Неужели это было — кабинет в зыбком свете свечей, седая голова склонившегося над бумагами Учителя, его незащищЈнная, доверчиво открытая другу спина — и истекающий кроваво-малиновым пламенем кинжал в руке? Кинжал словно жил своей собственной жизнью — а он, он -- Человек! — был лишь бездумным придатком к этому кинжалу! Он помнил, как проклятый кинжал поднимал его безвольную руку... а потом... того что было потом, память не сохранила... Верно, Учитель обернулся в последний миг — или Гваэрин просто не мог забыть его мудрых, ласковых, всЈ понимающих глаз?.. И оттого, что глаз этих ему не суждено было увидеть уже никогда, Гваэрин зарыдал еще безутешнее.

...Ключ в замке поворачивали с заметным усилием, да еще при этом бормотали себе под нос свирепым полудетским шЈпотом:
— Да чтоб тебе, проклятущему... Ну, чего ты застрял?..
Голос этот Гваэрин узнал бы из тысячи!
Вскочил, поспешно отирая слЈзы, метнулся к дверям.
— Мэлианэль! Мэлианэль, сестрЈнка, это ты?
Сердце бешено колотилось. Значит, это не Мандос? Значит, он ещЈ в Барэйтэ Дорэт?
И тут же замер, оцепенев. Это не Мандос — но он сидит под замком, а это может означать только одно.
Самое страшное.
Он всЈ же -- убил...
Гваэрин сдавил рукою горло, задушив стон отчаяния, — потому что сестре удалось наконец справиться с замком, и она стала потихоньку входить в комнату. Выглядело это так: придерживая бедром тяжЈлую дверь, Мэлианэль, одетая на восточный манер — в просторную блузу и расшитые шЈлковые шаровары, ногою задвигала из коридора массивный шандал со свечами, а в руках держала поднос, накрытый салфеткой. Несмотря на всю еЈ ловкость, манипуляции девушки должны были неминуемо закончиться крахом: либо дверь захлопнется, либо шандал упадЈт, либо поднос выскочит из рук, — и она сердито заявила брату:
— Ну, что ты стоишь, как пенЈк? Помог бы хоть!..
Гваэрин шагнул к ней на подгибающихся ногах.
Свежая, задорная, разрумянившаяся Мэлианэль... Нет, не может быть! Уж он-то знал сестру!
Она полвзгляда не кинула бы в его сторону, если бы он...
— Я тебя сейчас стукну! — ещЈ более сердито сказала Мэлианэль и пригрозила: — Вот уйду сейчас — будешь знать!
Вторая угроза начисто исключала первую, на что в другое время брат не преминул бы ей указать. Но Гваэрин лишь молча бросился к двери, придержал еЈ ногой, поднял с пола подсвечник и вопросительно посмотрел на сестру.
— Завтрак тебе принесла, — ответила на этот взгляд Мэлианэль. — Учитель сказал, что ты, наверное, голодный, как волк. Вчера даже не поужинал — до чего устал. Говорит, так и свалился у него в кабинете.
— Свалился?..
Нет, не может быть! А как же кинжал, удар? Неужели всЈ привиделось? Может быть, рана...
Гваэрин безотчЈтно дотронулся до плеча.
Мэлианэль проследила этот жест и подозрительно спросила:
— А правду Учитель говорит, что ты будто бы ранен?
Гваэрин кивнул.
— Да... немного...
— А Учитель сказал, что ты совсем себя не бережЈшь и вообще одичал в своЈм Приграничье. Он сердит на тебя, что ты даже о ране ему не сказал.
— Он... сердит... Мэлианэль, ты давно его видела?
Кажется, она изумилась.
— Да вот только что.
— И он... С ним всЈ в порядке?
Отвечала уже не Мэлианэль:
— В порядке, мой мальчик, в полном порядке. Ни о чЈм не тревожься.
— А о чем он должен тревожиться? — быстро спросила Мэлианэль.
ТЈмный Властелин улыбнулся с порога.
— Я же сказал: ни о чЈм.
— Ну, Учитель... — надула губы девушка.
Улыбка Гартханнера сделалась лукавой.
— Могут у нас быть свои, мужские тайны? Верно, Гваэрин?
— Д-да... Учитель...
Юноша опустил голову, умирая от стыда, — ибо понял со всею отчетливостью, что ни кинжал, ни поднимающаяся для удара рука не были бредом. ВсЈ это в самом деле случилось — и не его заслуга в том, что Учитель жив и может подтрунивать сейчас над Мэлианэль...
ТЈмный Властелин указал на поднос, примостившийся на маленьком столике возле постели.
— Что же ты не завтракаешь, Гваэрин? Уж Мэлианэль постаралась сегодня на славу: запахи — слюнки текут...
У девушки разом все обиды прошли. Она сдЈрнула салфетку с подноса.
— Угощайся, Учитель! А он — пусть капризничает.
— Спасибо, разумница моя! — Гартханнер взял маленький пирожок, надкусил. — Ох, и жена кому-то достанется...
Девушка звонко рассмеялась.
— Не достанется. Гваэрин не отдаст.
— Конечно. И я бы не отдал. Остаться без таких пирожков! — За разговором ЧЈрный Майя дал юноше лЈгкий подзатыльник. — Не стой истуканом! Ешь. Впереди много дел. Не забыл, что тебя ждут в Приграничье?
— Кто? — с безнадЈжным отчаянием спросил Гваэрин.
— Я полагаю, стражи Приграничья, которым ты должен отвезти моЈ послание. Если, конечно, твоя рана позволит...
Гваэрин опять коснулся плеча. Повязка была другой — и как он сразу не заметил? И под повязкой — не жжЈт, не дЈргает, лишь чуть тянет при резких движениях.
— Учитель!.. Это — ты?..
— Я-то я. А тебе бы всыпать надо. Почему сразу не сказал?
Губы юноши задрожали.
— Я... забыл...
Кровь прилила к лицу — и отхлынула вновь.
— Хорошо. Завтракай — и пойдЈм.
Кусок не шЈл в горло — Гваэрину с трудом удалось что-то проглотить, почти не разбирая вкуса, — и не стал бы есть, да сестра стояла над ним, как суровый надзиратель!
А ТЈмный Властелин с совершенно непроницаемым лицом, сидя против него, знай нахваливал стряпню Мэлианэль — хотя сам и половинки этого хвалЈного пирожка не отведал.
Ах, Учитель, прибавил тебе забот недостойный ученик...
Гваэрин не осмеливался больше поднять на него глаз, сидел, вертел в пальцах пустой кубок — пока Гартханнер не поднялся из-за стола и не поманил его:
— ИдЈм! — И ласково улыбнулся Мэлианэль: — Прости, девочка, мужчин: дела...
Он трижды заставил Гваэрина в мельчайших подробностях припомнить беседу с велеречивым старцем — мысленно ругал себя последними словами за бессердечие и жестокость, опять и опять заставляя настрадавшегося мальчишку заново переживать всю горечь и весь позор, выпавшие на его долю, — но старец этот, владеющий злой магией и поставивший на службу себе Орков, не давал покоя.
Оставив измученного Гваэрина отдыхать в глубоком мягком кресле, поднялся в башню.
День был серый, безрадостный, да ещЈ курившийся Ородруин заволакивал окрестности тЈмным горьким дымом.
Старец из Валинора...
Слишком давно расстался мятежный Майя со Светлыми Айнур. Слишком многое могло измениться в Благословенных Землях.
Неизменно лишь число Аратар.
Но Майяр — слуги, орудия, вершители воли Айнур — сколько их, кто сосчитает?..
Велеречивый старец в белых с золотом одеждах. Посланник Короля Мира.
И — чЈрная магия!..
Но готовы ли Дети Света познать то, что идЈт из Тьмы?
...Холодный пот покрыл чело Гартханнера.
Те, кто обитает в Валиноре, отвергли Тьму, объявив еЈ изначально враждебной Свету.
Им неведомы тЈмные знания.
Всем, кроме...
...Нет, оборвал себя, нет! В Валиноре не стареют. Да и не рискнЈт он покинуть Валинор... Или думает: здесь забыли?
Или надеется, что без Кольца ТЈмный Властелин утратил былую мощь и его легко одолеть? Одним лишь заколдованным кинжалом, вложенным в руку одураченного мальчишки?
...ЧЈрный Майя безотчЈтно потЈр искалеченную руку.
Если это — Курумо, борьба предстоит жестокая...
Да если и не Курумо!
Это посланцы по его голову. И первый удар уже нанесЈн.
Вызов брошен.
Чем он ответит?..

Проснулся Гваэрин к вечеру. В кабинете было темно.
Учитель, верно, работал в обсерватории — дверь на лестницу, ведущую в башню, была приоткрыта.
Юноша хотел было подняться наверх, но передумал и отправился к сестре. Чувство вины угнетало -- хотелось поделиться тем, что переполняло душу.
Из комнаты Мэлианэль доносились звонкие голоса и всплески девичьего смеха.
Гваэрин заглянул в щЈлку.
У Мэлианэль сидела еЈ подружка Зулха — девчушка, трЈмя годами младше, чьи родители тоже погибли во время морового поветрия. ТЈмный Властелин подобрал еЈ совсем крошечной в одном из обезлюдевших селений вастаков — и она выросла рядом с Мэлианэль как младшая сестрЈнка.
Девушки вышивали — под их искусными пальцами на шелках расцветали золотые и серебряные цветы, распускали пышные разноцветные хвосты павлины, сплеталась вязь старинных орнаментов. За работой Зулха непрерывно щебетала, похожая на маленькую лесную пичужку, а Мэлианэль, слушая, то и дело прыскала, прикрывая разгоревшееся лицо неоконченным шитьем.
...Гваэрин так и не решился войти, всЈ более и более ощущая себя чужим здесь — чужим и никому не нужным. Кому нужны предатели? Хотя Учитель, по доброте своей, попытается оградить его от боли, будет по мере сил сглаживать его вину.
Зачем?
Случившегося — не изменить.
Это сидит в нЈм, как заноза, жжЈт и дЈргает, как воспалившаяся рана. От этого не убежать. И расплата за предательство может быть только одна!
Учитель не позволил ему умереть. Сказал — это трусость. Но Гваэрин никогда не был трусом. И он докажет это! Он искупит свою вину. Перед Учителем. Перед сестрой. Перед всем миром!
Постояв ещЈ немного под дверью, взглянув последний раз на Мэлианэль, Гваэрин вышел во двор, направился на конюшню, оседлал своего жеребца и, никем не остановленный, выехал в ночь.

* * *

ЗапылЈнный гонец торопливо припал на одно колено перед ТЈмным Властелином.
— Учитель! К воротам Морион Эннена пришЈл старец-странник.
Хочет видеть тебя. Говорит, что имеет слово о Гваэрине.
Гартханнер, бездумно перебиравший книги на полке, напрягся.
— Старец? — Неужто -- сам? Рискнул? Что ж, мужество достойно уважения. — Коня! Я еду в Морион Эннен!

Пришелец ждал неподалЈку от ворот.
Идя навстречу, Гартханнер пристально рассматривал его. С сожалением отметил — нет, не Курумо.
Пожилой мужчина. Снежно-белые кудри ниспадают на плечи поверх тЈмно-синего плаща. Седая окладистая недлинная борода прик-рывает шею. Посох с резной рукоятью в виде оскаленной медвежьей морды напоминает скорее хорошую дубину в крепких мускулистых руках. Глаза испытующие, резкие, умные.
На благообразного старца не похож. Благообразия маловато.
Скорее, это — воин.
Сдержанно, вежливо поклонился:
— Мир тебе, добрый Человек!
— И тебе мир, Артано, — невозмутимо ответил странник.
Гартханнер чуть приподнял бровь.
— Я не Артано, — сухо произнЈс он.
— Так ведь и я — не Человек, — сказал странник.
— Знаю... Оромэндил.
— Знаешь? И всЈ же рискнул встретиться?
— Мне сказали: ты принЈс слово о моЈм ученике.
— Это могло оказаться лишь предлогом... Мелькорэндил.
Гартханнер даже не попытался скрыть удивление.
— Разве не запрещено это имя ныне в Благословенных Землях?
— А разве мы сейчас в Благословенных Землях? — в свою очередь удивился пришелец.
Презрительная усмешка скользнула по губам ТЈмного Властелина.
— Что ж. Если это не уловка — ты очень смел. Но я, право слово, полагал, что в Благословенных Землях большим доверием пользуются мерзавцы вроде... хм... вроде Курумо.
Странник чуть заметно нахмурился.
— Курумо — глава Ордена, и власть его воистину велика. Чуть меньше власть Олорина, посланника Варды; но даже с ним Курумо вряд ли станет считаться. Мы же, младшие, — скорее воины, нежели маги...
— И посланы вы сюда затем, чтобы схватить меня и доставить на суд Валар, -- полуутвердительно-полувопросительно закончил Гартханнер.
— Или уничтожить любым другим способом, — без колебаний подтвердил гость. — Нам дозволено не стесняться в выборе средств.
ТЈмный Властелин уловил тень сомнения в его голосе.
— Но какие-то ограничения всЈ же есть?
Не сразу ответил Оромэндил.
— Нам запрещено бороться с тобой силой и подчинять себе Людей и Эльфов с помощью чар.
— То есть Курумо нарушил запрет?
— Да. А когда Паландо напомнил ему об этом, он заявил, что важен конечный результат и что Король Мира будет доволен его усердием. А потом... потом вернулся этот мальчик — и бросил ему вызов...
— Гваэрин? И что — Курумо?
Странник замялся.
— Ты, верно, знаешь немного своего... Курумо, Мэлкорэндил?
— Он не принял вызова?
— Он натравил на мальчика банду Орков. Мальчик дрался храбро. Очень храбро, Мэлкорэндил. Я обещал ему, что передам тебе это. Он... он был ещЈ жив, когда я... Он умер на моих руках. Умер мужественно...
Гартханнер опустил голову.
— Его сестра... будет плакать, — тихо сказал он.
Оромэндил торопливо, сбивчиво заговорил, будто оправдываясь:
— Мы с Паландо были против. Мы сказали ему, что это не по чести. Курумо назвал нас глупцами. Он был страшно обозлЈн, что его великая магия не подействовала на какого-то мальчишку. Человека! Он понял, что ты восстановил силы и стал ещЈ опаснее, чем прежде. И он не успокоится, пока не уничтожит тебя, Мэлкорэндил!
— Ты — предупреждаешь меня?
— Я — воин. Я привык разить врагов в честных поединках, а не в спину, отравленным клинком. Если мы встретимся лицом к лицу на поле битвы -- померимся силами...
— Будь по-твоему, Оромэндил. Спасибо за предостережение! Но как ты объяснишь это Курумо? Как вернЈшься к нему?
— Я не собираюсь возвращаться. Паландо будет ждать меня на берегу Рунного моря. Наш путь лежит к Невозжелавшим.
— Восстанавливать их против меня?
Странник уклончиво ответил:
— Там будет видно.