Воля Тьмы

Мортанг

Воля Тьмы.

С благодарностью Финроду за конструктивную критику ;))))

Девять всадников были клинками его,
Оком был лишь один.
Пал владыка, но не ослеплен,
И живет еще Воля Тьмы!
И снова со сталью встретится сталь,
И снова с мощью сойдется мощь,
Но никто не сумеет понять того,
Пока не сгустится над Миром ночь.
И тогда придет время его,
Все твердыни падут тогда перед ним,
Но всегда и во всем он служил одному-
-Властелину Предвечной Тьмы.
(Из пророчеств Черного Менестреля)

Декабрь 3020 года Третьей Эпохи. Юго-восточные рубежи Мордора.

— ...Сколько можно бежать? Задумайтесь хоть на мгновение! Войска Элессара гонят вас все дальше и дальше на восток и на юг. Вы вынуждены были бросить все, вы из воинов превратились в жертв! Неужели вы не понимаете, что Харадримы не примут вас? Вы окажетесь зажаты между ними и Гондорцами и будете перерезаны как свиньи или станете рабами! Достойная судьба для Воинов Саурона! Я же предлагаю вам если не свободу, то смерть в бою, достойную воинов! Солдаты Элессара привыкли к тому, что мы бежим, они не готовы к внезапному нападению. Мы сможем прорваться сквозь них к гондору, и тогда им нас никогда не найти! — Я был зол, мне приходилось говорить одно и то же много раз подряд.
— Возможно вы, люди, таким образом и спасетесь, — Шенграт, вождь орков, говорил спокойно и уверенно, как всегда, — но нам не затеряться среди людей. Только слепец сможет перепутать орка и гондорца. С нами наши семьи, мы не можем оставить их без защиты! Нам остается только бежать на восток.
— Как хотите, сожги вас растреклятый свет! Но я не собираюсь больше бежать! Я пойду на запад и буду сражаться за свою жизнь, даже если мне придется идти одному!
— Это твое право, Мортанг. Мы не станем удерживать никого, кто пожелает пойти с тобой. Вы сможете взять свою долю еды и оружия, но вам придется уйти прямо сейчас. Мы не хотим разногласий и споров.
— Ну что ж. Эй вы, вояки, есть ли среди вас хоть кто-то, кто не хочет бежать и прятаться весь остаток жизни? Кто еще помнит, как держать в руках меч?
Примитивная уловка, очень примитивная. Орки всегда болезненно относились к обвинениям в трусости. Неужели сейчас никто не согласиться идти, никто не осмелится ослушаться Шенграта, хоть тот и обещал никого не удерживать? Люди пойдут, конечно. Выбора у них нет. Но их мало, всего двадцать, может немного больше. Такими силами не прорваться, погибнут все. Неужели это все, кто выжил из некогда огромного войска Саурона? Неужели все остальные погибли под мечами гондорцев, будь они прокляты.
Шенграт прав, у орков нет шансов спастись, но они нужны мне, чтобы спасти хоть кого-нибудь из моих людей! Они несомненно все погибнут, но возможно спасется хоть кто-нибудь из людей. Кто-то должен спастись. Не должно погибнуть знание о том, что покоится под руинами Барад- Дура.
Ну, кто согласился? Три, девять, одиннадцать — мало, Великий Мелькор, как мало! Всего тридцать бойцов против величайшей из армий Третьей Эпохи. Хотя этот выскочка — Элессар — тоже пришел к Вратам Мордора во главе не самой большей армии. Шанс у нас есть. И да пребудет с нами Великая Тьма!
Спустя час мы уже двигались навстречу ратям Элессара. Навстречу свободе или смерти.

Июль 61 года Четвертой Эпохи. Минас-Тирит.

— ...Сознаешься ли ты, что в пределах соединенного королевства Арнора и Гондора пел ты. Прославляющие врага, да не будет названо его имя, песни, возводящие хулу на светлого короля нашего Элессара, и, что тяжелее всей твоей вины, песни проклинающие Валар, достойных правителей Мира, которым все мы служим?
Я проталкиваюсь сквозь толпу на площади, не обращая внимания на ругательства горожан, задетых мною. Это сейчас не важно. Важно то, что я должен видеть его, видеть его глаза. Важно, чтобы он видел меня, знал что он не один. Так ему легче будет вытерпеть весь этот фарс. Сейчас уже не важно, сознается Менестрель или нет. Он обречен. Он был бы обречен, даже если бы не поднял руки на гвардейцев короля, когда его схватили. Еретик не может быть прощен! Все, кто служит Тьме, будут казнены через сожжение. Закон короля Элессара не ведает исключений. Хотя какая разница? Даже если бы отречение от своих песен и могло бы спасти жизнь певцу, он бы все равно не отрекся. На то он и Черный Менестрель.
Так что сегодня наша последняя с ним встреча. Последняя встреча с единственным другом, единственным собеседником, перед которым не нужно надевать маску, за все эти годы. Последняя встреча с сыном, который даже не знает, чей он сын, которому было сказано, что его отцом был один из безымянных солдат Тьмы, солдат павший и преданный забвению.
Почему я так и не сказал ему? Возможно, из-за стыда. Стыда перед его матерью, к которой я никогда не испытывал никаких чувств. Стыда перед ним, за то, что я не вспоминал о нем, пока случайно не столкнулся с ним лицом к лицу в лагере орков. Стыда, за то, что я не сказал ему раньше.
Я не сказал ничего ему из страха. Страха, что он не простит мне того, что я невольно являюсь частью того, с чем мы всегда боролись. Страха, что он не простит мне моего бессмертия, наследия эльфийской проклятой крови. Страха, который так часто преследовал меня в первые десятилетия — боязни, что моя внешность станет нечеловеческой, эльфийской, а что могло тогда быть хуже для одного из воинов Мелькора?
Так или иначе — я не сказал ему. Всегда можно было отложить это на завтра, всегда впереди были десятилетия.
Но теперь уже слишком поздно. Сожаления уже не могут ничего изменить. Остается только месть. Месть и война. Война, которая будет длиться еще тысячелетия. Война, которая закончится Дагор-Дагоратом — Битвой Битв, в которой победит Великая Тьма, в которой она должна победить. И я готов для этого сделать все, что угодно, пожертвовать всем, что имею — как пришлось пожертвовать Черным Менестрелем, который сейчас говорит свои последние слова:
— Да, — голос Менестреля был спокоен, как будто и не его судьба была окончательно предрешена этими словами, — Я пел эти песни!
— Тогда, властью данной мне королем Элессаром, я приговариваю тебя, презренный еретик, к смерти через сожжение. Но если ты падешь на колени и будешь просить Светлого Короля о милости, то возможно он облегчит твою участь.
Черный Менестрель шагнул к краю помоста, руки его были связаны за спиной. На его лице проступила былая надменность, свойственная ему еще, когда его звали по- другому, когда его именем было "Голос Саурона":
— Мне жаль вас, людишки! Я уйду, но после меня останутся мои песни, память обо мне и, рано или поздно, я буду отмщен. А после вас не останется ничего, после победы Великой Тьмы многим из вас будет суждено вечно гореть в огне, так начинайте же гореть прямо сейчас!
По помосту к Менестрелю, чувствуя неладное, двинулись стражники. Но было уже поздно, я понял, что он задумал, и понял, что они не успеют.
Лицо Менестреля стало похожим на застывшую маску, изображающую спокойствие. Казалось те мгновения, что он стоял неподвижно, будут длиться вечно, но вот он шевельнулся и сказал свое последнее слово в этом мире:
— Гхаш!
Казалось, огненный шар разорвался на том месте, где он стоял. Разорвался, поглощая судью, стражников, помост, передние ряды толпы: Мгновение царила тишина, тут же наполнившаяся криками боли и страха. В воздухе отвратительно запахло паленым мясом. Середина площади была пуста. В самом ее центре, на тонком слое пепла, лежал целехонький черный плащ — плащ Черного Менестреля. Тела в нем, конечно, не было.
Покойся в мире, друг. Верь — ты будешь отмщен...

Март 63 года Четвертой Эпохи. Минас-Тирит.

Мы вышли из трактира. Я и мой друг, Бергильд, страж Цитадели Минас-Тирита. Впрочем, я тоже носил форму стража. Пришлось потратить больше года, чтобы добиться этого. Но что такое время для того, кто готовится умереть, хотя мог бы дожить до Последней Битвы? Для того, кто не смог отказаться от мести ради долга, хотя когда-то полагал, что ему это под силу?
— Так ты говоришь, что на приеме в честь короля
Элессара ты будешь стоять в карауле самого Государя?
— Именно, Морт, для меня это значит очень много! Всего двое из нашего отряда удостоены такой чести.
— А кто второй?
— Ресвальд. А почему ты спрашиваешь?
Едва ли он почувствовал мой удар. В таких случаях Моргульская сталь разит мгновенно. Улицы были пустынны в такой поздний час, и никто не заметил, как один страж Цитадели втащил тело другого в небольшой закрытый экипаж, поджидавший их.
Жаль Бергильда, но что поделать? Такова война. Теперь следует уладить дело с Ресвальдом, он единственный, кто на приеме может понять, что место Бергильда занял я.

Март 63 года Четвертой Эпохи. Минас-Тирит. Двумя днями позже.

Двое стражей пересекали один из бесконечных залов Цитадели Минас-Тирита. Даже со стороны было видно, что один из них нервничает.
— Держись естественней, Ресвальд, на тебя уже начинают посматривать люди!
— С моей семьей все в порядке?
— Сожги меня свет! Конечно, да. К чему мне их смерть? Я хочу убить не их, а короля Элессара. Помоги мне, и с твоей женой и дочерью все будет в порядке, а иначе я не могу гарантировать, что с ними ничего не случится.
— Ты не посмеешь.
— Посмею, и тебе это отлично известно. Я все сделаю, лишь бы отомстить этому выскочке Элессару.
— Что такого тебе сделал наш Государь, что ты его так ненавидишь?
— Не твоего ума это дело, Ресвальд... Хотя, какая разница? Считай, что он убил моего друга, даже больше чем друга. А теперь заткнись и шагай вперед.
До начала приема остается совсем немного времени. Неужели таков будет итог моей долгой жизни? Ясно, что после убийства Государя мне не покинуть Цитадели, а с другой стороны живым я сдаваться не собираюсь.
Ба! Двух стражей Цитадели почтил своим присутствием сам начальник стражи, что интересно ему нужно?
— Стражи Ресвальд и Бергильд?
— Да, — мой голос уверен и спокоен.
— Займите свои места в карауле, Государь прибудет с минуты на минуту.
— Так точно! — последняя реплика вызвала одобрительный взгляд начальника стражи, его тяга к муштре была общеизвестна.
— Ты слышал, Ресвальд? Пошли...

Настал, тот момент, которого я ждал весь прием.Светлый Государь выслушивает просьбы своих верных стражей. Люди подходят и преклоняют колени в паре футов от подножия трона. Отлично! С такого расстояния я еще никогда не промахивался — взмах руки и моргульская сталь поразит человека, которого я видел всего один раз в жизни — в битве у Врат Мордора, человека, которого я ненавидел до глубины души.
Но вот наконец и моя очередь просить Государя. Я преклоняю колени и терпеливо жду его позволения встать. Bставая, вытряхиваю из рукова кинжал — еще мгновение и удар будет нанесен.
— Нет! — Сожги свет этого Ресвальда! Стоило вырвать ему сердце...
Стражи у трона встрепенулись, готовые защитить Элессара.
Я все же бросаю кинжал, но уже, разумеется, слишком поздно — страж заслоняет собой Элессара и моргульское оружие попадает ему в грудь. На белом плаще начинает расплываться красное пятно.
Я разворачиваюсь и выхватываю второй кинжал — другого оружия у меня нет — меч пришлось оставить когда я шел к трону. Я метаю и его и с каким-то злорадством вижу, как падает Ресвальд.
Стража, нанесшего мне удар, принесший забвение, я так и не заметил...

Май 121 года Четвертой Эпохи. Мордорские земли.

Копыта лошади мягко ступали по короткой траве, покрывавшей равнину. Я ехал медленно, торопиться было некуда, сейчас события уже мало от меня зависели. Четверо орков с арбалетами, идущие по бокам лошади, готовы были умерить излишнюю торопливость своего невольного спутника. Хотя, с другой стороны, я знал, что так будет. Я сам искал патруль орков, который мог бы отвести меня к Вождю Кланов. Был, конечно, риск, что они не захотят беспокоить Вождя и разберутся со мной сами, что не сулило мне ничего хорошего. Но, к счастью, этого мне удалось избежать.
Деревня, в которую меня привели, была, пожалуй, одной из самых крупных — несколько десятков домов. Поселения большего размера уже привлекали внимание армии Гондора, в чем орки уже имели несчастье убедиться.
Мы прошли за частокол. Все, назад пути нет. Если я не смогу убедить Уфтанга — нынешнего Вождя Кланов — то мне отсюда живым не выйти.
Дом вождя, сколоченный из неотесанных бревен, стоял в центре деревни, рядом с храмом (точно таким же домом) Багрового Ока. Я спешился, неспешно привязал коня и вошел. Конвоиры не пытались меня остановить.
Орков внутри было двое. Голос одного из них показался мне знакомым, одного взгляда, даже в сумраке дома, было достаточно, чтобы понять — я не ошибся. Шенграт, оказывается, тоже спасся тогда от армии Элессара. Я не знал, радоваться мне этому или нет. Пока не знал.
— А, Мортанг, — казалось, в голосе старого орка звучит насмешка, — входи, мы ждали тебя. Мы наслышаны о твоих подвигах в Гондорских землях.
— Моих подвигах?
— Да. О тебе частенько приходили вести от наших разведчиков, после того, как ты прорвался сквозь наступающие войска ублюдка Элессара, положив, кстати, при этом всех последовавших за тобой орков.
Я был ошеломлен. Мало того, что они так быстро узнали меня, так у них, оказывается, еще и разведчики в Гондоре есть. Ай да орки! Похоже они оправились от поражения в конце Третьей Эпохи. И, похоже, они совсем не рады меня видеть.
— И что же вам донесли ваши разведчики?
— Честолюбивый воин Мортанг решил прорываться на запад, в Гондор и сманил с собой небольшой отряд людей и орков, среди которых был и "Голос Саурона". Почти все они погибли. Мы думали, что погиб и Мортанг, но через много лет в Минас-Тирите появляеются две странные личности: Черный Воин и Черный Менестрель. Они почти сразу попадают в немилость к королю Элессару. Еще через несколько лет Черного Менестреля хотели казнить, но он покончил с собой применив, кстати, орочью магию. Черному Воину удалось скрыться. Примерно через год он попытался убить короля Элессара, но был схвачен и отправлен на каторгу, где, к нашему удивлению, выдержал двадцать лет, после чего сбежал и прибился к шайке разбойников. И вот, всего через несколько месяцев после смерти Элессара, Черный Воин, он же Мортанг пришел к нам, якобы с каким-то предложениям. Я ничего не упустил из виду, Мортанг?
— По-моему ничего.
— Нет, Мортанг, я тактично опустил, — из уст орка такие слова звучали в высшей степени странно, но я знал Шенграта давно, — то, что все эти события заняли примерно сто двадцать лет, а перед этим я знал тебя лет эдак пятьдесят, и за все это время ты ничуть не изменился, хотя и утверждал, что ты всего лишь смертный. Кто ты на самом деле, Мортанг?
Ну что же, к такому вопросу я готов.
— Я человек по духу, но по крови я на половину эльф.
— Придумай что-нибудь умнее, Мортанг! Все союзы людей и эльфов известны наперечет.
— Мой отец присягнул на верность Мелькору, — полузабытое имя далось с трудом, — примерно тогда, когда первые люди пришли в Западные Земли Белерианда. В Ангбанде нередко бывали пленные эльфы. И я родился сыном воина и эльфийской пленницы. Возможно отец любил ее, а возможно просто лишил чести. Я не знал ни отца, ни матери. Отец погиб в какой-то мелкой стычке у границ владений Мелькора, а мать умерла при родах. Меня воспитал Мелькор. Я так и не понял, почему могущественный Владыка Тьмы снизошел до полуэльфа, но, так или иначе, я выжил. Детства своего я не помню, но думаю ничего хорошего в нем не было, потому что Мелькор наложил на меня то же чародейство, которое превратило эльфов в первых орков, — Шенграт едва заметно вздрогнул, — и теперь я скорее полуорк, подобный урук-хайам Сарумана, чем полуэльф. Вскоре я ушел из Ангбанда и жил среди орков, и поэтому вы не чужие для меня. До некоторого времени меня не волновали глобальные проблемы войны, я участвовал в нескольких боях, но только потому, что не мог избежать участия в них. Но потом был: один случай, — пожалуй, на этот раз вздрогнул я, воспоминания казались свежими, не смотря на бездну прошедших лет, — и я вернулся в Ангбанд, и присягнул на верность Мелькору. Все последующие годы я служил ему, служил, как мог. Я был одним из нескольких учеников Темного Владыки. Он учил нас всему, что могло помочь в бесконечной войне, которая длилась всю мою жизнь. Учил той малости Магии, которая была нам доступна. Учил убивать, как мечем, так и кинжалом и ядом. Учил, как оставаться незаметным среди других людей. Учил понимать и любить Великую Тьму, слышать ее голос, чувствовать ее мудрость. За это знание я вечно буду благодарен ему. Он много говорил об каких-то испытаниях, о силе, которую они могут дать. Возможно, так бы оно и было, но грянула Война Гнева, и Мелькор приказал нам покинуть Ангбанд. Потом я присягнул на верность Гортауру, которого вы знаете как Саурона, главному ученику Темного Владыки. После падения Барад Дура, мне ничего не оставалось, как бежать.
— Занятную историю ты нам рассказал, Мортанг, — это первый раз заговорил Уфтанг, вождь кланов, — и нет никого, кто мог бы ее подтвердить. Но даже она не объясняет всего. Например того, кто все-таки такой Черный менестрель, он же Голос Саурона и почему он сумел воспользоваться нашей магией, которая даже среди нашего народа доступна лишь одному из десяти тысяч? Почему из всего отряда, отправившегося на запад, выжили только вы с ним?
— Черный Менестрель был моим сыном, возможно восприимчивость к магии наследственная.
— Я не знал, что у тебя есть сын, — Шенграт казался искренне удивленным.
— Никто не знал. Я не испытывал к его матери никаких чувств, она была лишь одним мгновением, среди веков моей жизни. И я не знал, что у нее родился ребенок много лет. Но однажды в лагере одного из отрядов я встретил человека, лицо которого показалось мне знакомым. Был лишь один способ точно узнать истину — я обратился к Саурону. И он ответил мне. После этого я старался, чтобы он находился поближе ко мне. Но так и не смог сказать ему правды. И не смог спасти его в Минас-Тирите.
— Он был хорошим певцом и хорошим воином. Да пребудет с ним Великая Тьма, — грусть была явно слышна в голосе Шенграта. Я не ожидал от старого орка такого проявления чувств.
— Да пребудет с ним Великая Тьма, — согласился я.
— Но что ты хочешь от нас сейчас, Мортанг? — настал решающий момент, ради которого я и вернулся в Мордорские земли.
— Мелькор не зря говорил своим ученикам о невероятной силе, которая будет им доступна. Источник этой силы существует. И он хранится под развалинами башни, называемой Барад Дур! — орки переглянулись.
— Мортанг, ты уверен в своих словах?
— Ты не доверяешь мне, Шенграт?
— Я не думаю, что ты намеренно лжешь, слишком часто мы сражались рядом, но ты можешь заблуждаться.
— Я уверен.
— Ну и что же там хранится? Неужели легендарное Черное Копье Мелькора, — Уфтангу явно не хватало выдержки Шенграта. Ничего с годами он приобретет ее. Если проживет достаточно долго, — Неужели легендарное Копье Мелькора?
— Нет, даже Копье Мелькора не может сравниться по силе с тем что там хранится. Там хранится Книга Сотворения Арды, которая даст невероятное могущество тому, кто ее откроет. Нужна лишь небольшая способность к Магии.
— И зачем тогда тебе мы?
— Руины Барад Дура хорошо охраняются по приказу короля Элессара. Поэтому я и ждал его смерти. Сейчас охрана ослаблена, но тем не менее мне самому не пройти. Мне нужна помощь воинов орков.
— Ты просишь у нас крови наших воинов, ради цели, которая может оказаться вымыслом. Но все же мы обдумаем твою просьбу, а сейчас иди. ..

Май 121 года Четвертой Эпохи. Мордорские земли. Тот же день, позже.

Я вышел из хижины вождя. Они не поверили, я проиграл. Что же делать? Если бы кто-то мог дать мне совет. ..
Я вошел в Храм орков. Конечно, было значительным преувеличением называть храмом ничем не приметную хижину находящуюся рядом с хижиной вождя. Но разве внешность главное, когда речь идет о Вере?
В самом центре хижины стоял алтарный камень, несомненно, принесенный откуда-то орками. Я вздрогнул, ощущая силу, исходящую от камня. Я не ошибся — клан Уфтанга действительно владел артефактом времен Предначальной Эпохи. Камень хранил в себе память о прикосновении Черного Валы, память об истинном владыке Арды. Ну что же, возможно что-нибудь получится хотя бы из этой моей затеи.
Около камня находилось несколько орков, пришедших помолиться Саурону или Мелькору — своим Повелителям, которые были для них Богами, Творцами, Учителями. Я тоже подошел, заслужив несколько недобрых взглядов. Еще бы — я, человек, видел их святыню, святыню, за которую продали бы душу все колдуны-самоучки Средиземья. Мало того, я еще и продолжал осквернять ее своими нечистыми молитвами. Я понимал, что нахожусь в опасности, не смотря на прямой приказ Уфтанга ни в чем мне не мешать.
Вряд ли стоило злить орков, от которых всецело зависел мой план, но что поделать? Слишком давно я не молился. Человек слаб. Ему обязательно нужны боги, которым нужно поклонятся, которые могут помочь. Обычному человеку трудно жить, не веря ни в каких богов. Я не считал себя обычным. Отнюдь не богам (а как еще называть Валар, захвативших власть в Арде?), не Единому Творцу Мира и даже не Мелькору, Владыке Мрака, возносил я сейчас молитву. Я, человек, обращался к тому, что было и будет всегда, не зависимо от воли богов и от их желаний. Я обращался к Предвечной Тьме, и священник — орк с поседевшими от старости волосами, возраст которого, вероятно, исчислялся многими веками, вздрогнул, услышав мой шепот. Он помнил кто в далеком прошлом возносил такие молитвы.
— Великая Тьма, дай мне силы: Дай мне силы пройти путь, на который я ступил, силы сражаться и силы помнить...
Я молился долго, стараясь хоть на время укрыться от того, что творилось в Средиземьи, стараясь забыть про падение Черных Знамен и гибель храбрейших воинов, забыть про то, что было неизбежно с тех пор, как рухнули стены Ангбанда. Про поражение Тьмы, временное, но достаточное, чтобы сломить любого, отнять у него волю к жизни.
Бесполезно. Тьма не может подсказать тому, кто сам не знает отве та, пусть и сам не понимая того. Тьма хранит великое знание, но не всякий в силах взять его.
И есть лишь один, который может помочь — но сам он нуждается в помощи, находясь за пределами Мира. Никакой зов не может достигнуть его — смертному или бессмертному не хватит сил, а маги, верные Валар, устрашились бы попытаться.
Но есть алтарный камень, который, несомненно, хранит в себе мощь. Возможно, он поможет.
Я поднялся с колен и подошел к камню. Сейчас решится, не зря ли учил меня Мелькор. Я творил наиболее сильное из доступных мне, или любому другому не-магу, заклятий — заклятие, подкрепленное кровью накладывающего его. Я протянул руку над алтарем и медленно провел по ней кинжалом, вздрогнув при этом. Как это не постыдно для слуги Тьмы, но я боюсь боли.
Впрочем, боль сразу отступила. Там, куда я попал, не было ни боли, ни каких-либо других чувств — лишь скованная цепью черная фигура далеко впереди. И твари грызущие эту цепь, безнадежно пытающиеся освободить Владыку Мрака. Валар ошиблись: у Мелькора были слуги и за пределами мира. И когда-нибудь он будет свободен. И придет время Дагор Дагорат. Но сейчас я услышал лишь голос, полный мук:
— Кто ты?
И свой ответ:
— Ученик.
Глаза застилала пелена — такова цена разговора с Владыкой. Но я выдержу, я не могу не выдержать.. .

Май 121 года Четвертой Эпохи. Мордорские земли. Следующий день.

Сознание вернулось мгновенно, толчком. Где я?
— Ты выбрал странный способ убедить нас, Мортанг, — как, интересно, Шенграт узнал, что я пришел в себя? — попытаться перерезать себе вены в храме.
Я вспомнил сегодняшние (сегодняшние? Сколько интересно времени я пролежал без сознания?) события. В голове вертелась лишь последнее слово Мелькора: "Сражайтесь", но я был уверен, что вспомню все, что он говорил. Когда придет время. Тем временем, Шенграт продолжал.
— Самое странное, что твоя затея удалась. Ты получишь нашу помощь.
— Каким образом? — Я был действительно удивлен.
— Ко мне прибежал священник со словами, что от твоей крови алтарь раскололся и в нем лежит какой-то странный меч.
— И вы подумали, что это благословение Мелькора?
— Да. Наш Повелитель дал тебе меч, чтобы ты сражался с врагами Великой Тьмы, а как мы можем не помочь тому, кто отмечен самим Мелькором?
— Дал мне меч? Я думал, что меч возьмет кто-то из ваших вождей...
— Даже если бы кто-то из них попробовал бы, то едва ли ему позволили бы это сделать. Слишком многим нашим шаманам и священникам было ведение, когда камень раскололся. Теперь ты правишь орками, Мортанг.
— Не думаю, что хочу такой власти. Но от помощи отряда орков не откажусь. Мне все-таки нужна Книга Сотворения. С ее помощью, я думаю, что смогу возродить Ангбанд.
— Ты уверен, — глаза Шенграта блеснули: много раз в своих песнях, которые слышал мало кто из людей, орки оплакали падение Черной Твердыни.
— Да. — В этом я был уверен, но мне нужна была книга.
— Сколько у нас времени на подготовку?
— Я не тороплюсь. Сколько времени вам понадобится, чтобы собрать сотню лучших воинов?
— Ты собираешься сражаться с воинством Гондора всего лишь с одним кулаком наших ятаганов? Тебя не спасет никакая магия.
— Я надеюсь, что сражаться придется только со стражей, охраняющей руины Барад Дура. Затем мы сразу же выступим на северо-запад, перейдем через Безымянные Горы, как их называют сейчас, и окажемся почти у цели. Большая армия, следующая таким маршрутом, наверняка привлечет внимание войск Соединенного Королевства. С другой стороны, небольшой отряд имеет все шансы проскользнуть незамеченным, и тогда гондорцы поймут, что происходит уже слишком поздно: у них будет два противника — Возрожденный Ангбанд на далеко севере и вы на юге. Кроме того Ангмарские летучие отряды также смогут сыграть свою роль.
— Как скажешь, Мортанг. Нам потребуется две недели, чтобы собрать лучших воинов.
— Пусть будет так.
— Тогда покажи мне меч, — я попытался встать и, к моей радости, мне это удалось.
Шенграт протянул мне меч.
— Осторожнее, он острый, как бритва, а подходящих ножен у нас не нашлось.
Да уж, меч явно был необычным. Тяжелый полутороручный клинок был полностью черным. Не темным, а именно черным, цвета безлунной ночи. Вдоль клинка пробегала руническая надпись. Белые руны ярко выделялись на черном металле, но язык надписи мне знаком не был. Меч был лишен украшений, за исключением двух черных же камней в рукояти. Но главное было не во внешности меча. Во всяком случае, в Предначальную Эпоху встречались мечи, выглядевшие куда более странно. Но меч излучал силу.
Излучал силу настолько сильно, что даже я, обладатель более чем слабых магических способностей, чувствовал это. Несомненно меч был мощным магическим артефактом, возможно сравнимым по силе со Сгинувшим Кольцом. Гортхаур ничего не знал о нем, иначе, несомненно, использовал бы. Лишь кому-нибудь из Валар было под силу создать нечто подобное. Но цвет меча и то, как он попал в мои руки не оставляло сомнений в том, кто был его создателем. Меч был создан Мелькором — это было оружие Тьмы. Возможно, что это был меч из его Черного Доспеха, который, как считалось ранее, был унесен из Ангбанда воинами Валар, а позднее уничтожен. Так или иначе, меч теперь принадлежал мне.
Я с подозрением относился к артефактной магии. Как правило она требовала слишком сильной привязки к артефакту, заставляла слишком зависеть от него и, в то же время, расслабляла, вызывало привыкание к постоянно пресутствующей силе, что достаточно часто бывало пагубно. Но уж если я решил открыть Книгу Сотворения, то колебаться по поводу меча было, по меньшей мере, глупо. "Спасибо, учитель. .."

Май 121 года Четвертой Эпохи. Мордорские земли. Тремя неделями позже.

Я осторожно отодвинул ветвь куста и оглядел дорогу. Где, сожги его свет, этот фургон? Ворон принес весть о том, что фургон миновал Врата и, что охрана у него обычная — всего пятеро воинов. Тем не менее, видно его еще не было. Такой шанс упускать нельзя — следующий фургон будет только через месяц, а штурмовать башню, построенную еще при жизни Элессара около развалин Барад- Дура, означало умыться кровью. Разумеется, тамошний гарнизон не превосходит сотни воинов, но под защитой каменных стен они смогут продержаться долго. Слишком долго, чтобы надеяться покинуть Мордор еще до того, как о нападении станет известно в Минас-Тирите. А фургон, везущий провизию, был бы отличным прикрытием для атаки.
Наконец-то! Они показались. Две лошади, впряженные в фургон, еле переставляли ноги, не удивительно, что им потребовалось столько времени, чтобы добраться сюда от Врат! Я потянулся за арбалетом — ввязываться в рукопашную, несмотря на огромное численное превосходство не хотелось, фургон мне нужен был неповрежденным.
Фургон доехал до бревна, перегородившего ему дорогу. Возница что-то говорит сидящим внутри. Ну, сейчас начнется. Солдаты выбираются из фургона, чтобы отбросить бревно на обочину. Один, второй, третий. .. Вот они все снаружи. Пора. Я взял на прицел возницу и подал сигнал.
Громкий крик заставил гондорцев начать оглядываться по сторонам. Но было слишком поздно — мои арбалетчики знали свое дело. С такого малого расстояния они никогда не промахивались. Щелкнули тетивы и солдаты начали медленно, точно под водой, оседать на землю. Только один из них успел схватиться за меч — видимо из-за жары никто из них не надел кольчуги. Хотя на таком расстоянии не помог бы и полный тяжелый доспех. Возница свалился с козел с моей стрелой в горле.
Дело сделано, но расслабляться еще рано: дозорные могли ошибиться и не заметить еще одного солдата. Фургон следовало проверить. Осторожно. Я потянулся за стрелой.
Орки выбирались на дорогу. Медленно, торопиться сейчас не стоило. Так же медленно подходили к фургону, держа наготове арбалеты.
Я заглянул вовнутрь. Проклятье! Из глубины фургона на меня испуганно глядели глаза девушки лет шестнадцати, неумело сжимавшей в руке длинный кинжал. Кто она? Дочь возницы или одного из солдат, которую неведомо почему не оставили в Минас-Тирите? Или просто шлюшка, взятая теми же солдатами, чтобы скрасить скуку долгой дороги? В любом случае, что с ней делать я не знал.
— Вылезай! Быстро! — я держал ее на прицеле арбалета.
Девушка повиновалась. Она несомненно была красива: высокая ростом, со стройной фигурой и миловидным лицом, на котором сверкали пронзительной голубизной глаза. Такие сейчас не слишком часто встречаются в вырождающихся городах людей.
— Брось оружие!
Кинжал упал в дорожную пыль. Проклятье, что же с ней делать?
Арбалетный бельт отбросил девушку назад, пробивая насквозь. В гаснущих глазах застыло удивление. Едва ли она успела почувствовать боль, такие короткие толстые стрелы были созданы, чтобы пробивать доспех.
Я резко обернулся. Углук, командир данного мне кулака орков, опускал арбалет. Я начал командовать:
— Убрать тела с дороги! Разгружайте фургон! Готовьтесь выступать немедленно!
Какой смысл корить воина орков, взявшего жизнь врага своей расы? В конце концов люди выбивали орков целыми деревнями. Такова война.

Июнь 121 года Четвертой Эпохи. Мордорские земли. Несколькими днями спустя.

Фургон мерно катился по дороге. Я поудобнее перехватил вожжи и прикрикнул на лошадок, тащивших его. Башня уже виднелась на горизонте. До темноты должны успеть. Точнее не до, а как раз к наступлению ночи. Как и рассчитывали. Едва ли гарнизон ожидает нападения. Еще менее вероятно то, что кто-то в башне заподозрит, что белое полотно, накрывавшее фургон скрывает под собой не месячный запас провианта, а десяток воинов орков, готовых до последнего драться в воротах, своими жизнями купить время, необходимое остальным воином, чтобы ворваться внутрь башни. А тогда сражение (если так можно называть бой, в котором участвует менее двух сотен воинов) превратится в добивание гондорцев и дорога к Книге Сотворения будет открыта. Затем отряду предстоит долгий и трудный путь на северо-запад, к развалинам Ангбанда. Но все это впереди, а сейчас надо готовится к бою.
Черный меч в простеньких ножнах висел на поясе. Я предпочел бы носить его за спиной, чтобы в случае необходимости не требовалось времени для замаха, но это могло бы насторожить стражников.
Темнеет, но день еще живет. Мне уже видно двух стражников на дозорных площадках наверху башни. Один из них приветственно махает фургону рукой. Ну что ж, ехать еще с час, успеет стемнеть.

* * *

Вот мы почти у ворот. Орков не видно, они остались в близлежащих зарослях — на башне двое наблюдателей. Пора.
Двое орков-стрелков выпрыгивают из фургона. Они знают, что нужно делать. Наблюдатели падают одновременно — орочьи арбалеты вновь оправдывают себя. Один из стрелков тут же начинает взбираться наверх по стене башни, двигаясь с поразительной для своего веса грацией. Способ, избранный им, очень опасен — он вбивает в щели между камнями, из которых сложена башня, специально изготовленные клинья, образующие некое подобие лестницы. Любое неверное движение может стоить ему жизни, но долгие тренировки не прошли даром — орк движется уверенно. Да, воины орков могли бы быть непобедимой силой, если бы их не было так мало. Менее одной десятой всех орков становятся настоящими воинами, все остальные так и остаются смазкой для эльфийских и человечьих клинков, способные атаковать только беспорядочной толпой, затаптывая своих же. Для них у воинов только одно прозванья — снага. Их презирают даже больше, чем тех, кто неспособен держать оружие, и вынужден заниматься хозяйством вместе с женщинами, стариками и детьми.
К башне бегом подтягиваются остальные орки, момент выбран удачно — вряд ли кто-нибудь сейчас находится у узких бойниц и может видеть отряд Углука. Сверху падает веревка — воин добрался до наблюдательной площадки. Часть орков поднимается по веревке наверх, чтобы ударить гондорцев с тыла. Приказ им отдан четкий — выживших быть не должно. Нужно дать им немного времени и начинать выполнять свою часть плана.
Я слезаю с козел подхожу к воротам, ведущим во двор башни — проход узковат, придется трудно — и стучу. Один из орков сидит на козлах в плаще гондорского солдата с низко надвинутым капюшоном, конечно, не самая удачная маскировка, но ночью должно получиться. Остальные орки вжались в стены по бокам от ворот. Окошечко на воротах открывается, в нем появляется небритая морда, от которой нещадно разит чесноком, дешевым вином и Тьма знает чем еще. Да, пожалуй королевская армия переживает не лучшее время, когда я был стражем Цитадели, такого никогда не взяли бы на службу.
— Привезли жратву? — видимо, солдата груз интересует гораздо больше, чем какой-то там возчик.
— Да, — только бы не спросил какой-нибудь пароль, это сильно усложнит дело.
Ворота отворились:
— Проезжайте!
Я под уздцы завожу лошадь во двор. Как ни странно, там кроме открывшего ворота околачивается только три солдата. Зато из башни доносится грубый смех, крики и нестройное пение — видно там царит веселье. Солдат уже собирается закрыть ворота, когда я спрашиваю:
— А что это вы кольчуг не носите, служивый?
Солдат несказанно удивлен моим вопросом:
— А тебе, торгаш, какое дело?
— Я к тому, что очень даже зря не носите...
Удар застигает его врасплох. Я не знаю, обратил ли он внимание на то, что у меня есть меч, пока окровавленное острие моего клинка не высунулось дюймов на восемь из его спины. Никто из остальных солдат даже не вскрикнул — орки вновь сработали безукоризненно. В открытые ворота входят остальные бойцы моего отряда. Пока все идет даже легче, чем предполагалось — удалось обойтись без схватки в воротах. С верхних этажей башни донесся крик, сразу же перешедший в бульканье, однако его было достаточно, чтобы переполошить всю башню. Проклятье! Кто-то из взобравшихся по веревке орков ошибся. Но у нас все еще есть преимущество: враг не знает, что орки будут атаковать с двух сторон, не знает и о численности отряда.
Воины двинулись ко входу в помещения. Они смогут все сделать и без меня, магия Меча им сейчас не нужна. Многие сочли бы мое поведение трусливым — пусть. Я не собираюсь лишний раз рисковать своей жизнью, если есть возможность избежать этого. Юность, проведенная среди орков, способна научить любого человека во всем полагаться на силу и умение сражаться. В те времена, когда я служил Мелькору, я предпочитал мечу яд, кинжал и арбалет. Хотя, если того требовали обстоятельства, я не колеблясь обнажал клинок. Моего умения владеть мечем вполне хватало, чтобы справится с большинством противником: только истинный мастер клинка мог представлять для меня серьезную угрозу. И слишком редко я встречал таких противников. А когда встречал, то мне всегда удавалось избежать прямого поединка. Хотя бы с помощью той скудной магии, что была мне доступна, с помощью метательных ножей и скрытого в рукаве самострела. Это создало мне репутацию труса, но и она лишь играла мне на руку — слишком многие недооценивали неприметного человека в черном плаще, который казался слишком слабым противником, чтобы принимать его в расчет. Но где сейчас те, кто насмехался над человеком, который упрямо называл себя "Воля Тьмы"? Я до сих пор помню лица многих из них: сначала надменные, презрительные, а потом удивленные, перекошенные от боли и бессильной ярости — когда они неосторожно не одевали кольчуги под кафтан или принимали кубок вина у того, кого считали слугой. Или когда они не могли отбить своими дорогими, украшенными золотом мечами первого же выпада. Я быстро научился жить в мире, охваченном бесконечной войной, быстро получил возможность справляться с теми, кто презирал меня — Тьма дала мне такую возможность. И вскоре многие стали бояться человека, который приносил приказы тем, кто вынужден был служить Тьме. А таких было много. Лишь немногим меньше, чем служивших Тьме добровольно, среди людей, конечно. Многих на службу Мелькору толкала жажда богатства, славы, власти — и они приносили клятву. Клятву, о которой потом горько сожалели, но нарушить которую были не в силах. Мне приходилось отвозить приказы именно таким, тем, кто всегда находился на грани предательства, тем кого удерживала лишь клятва. Они боялись меня и беспрекословно выполняли приказы Владыки. Потому что знали, что то, что могу с ними сделать я — ничто по сравнению с тем, что может с ними сделать Мелькор.

* * *

Бой завершился — гарнизон башни был полностью уничтожен. Мой отряд потерял лишь десятерых, внезапность нападения сыграла свою роль. Теперь следовало найти вход в подземелья Барад Дура, надеяться, что они не обвалились при разрушении башни. И слишком мало времени было на то, чтобы копаться в обломках, нужно было торопиться — кто знает, когда забеспокоятся остальные гарнизоны, не дождавшись почтовых голубей из этой башни.
— Нашли! — Гришбаг, десятник отряда, спешил передать известие о том, что приказ выполнен.
Отлично! Я подбегаю к кучке орков, спешно отрывающих вход в достаточно широкий коридор. Да, память не подвела меня, это именно то место, где проходит путь к одному из самых глубоких подземелий Барад Дур. Конец коридора упирался в лестницу, ведущую под землю, глубже темниц, сокровищниц и оружейных. К маленькой комнатке, вырубленной в самой скале, своды которой укреплены магией Тьмы. Комнатке, посреди которой стоит единственный пюпитр, на котором лежит закрытая книга в черном переплете безо всяких знаков. Книга, которая помнит саму Великую Музыку. Книга, которая лежит там уже тысячи лет, неподвластная течению времени. Книга, которую положил туда Гортхаур и которую суждено открыть мне.
Мы идем по коридору. Чадящие факелы отбрасывают причудливые блики на черных стенах. Вот и дверь, окованная железом. Все осталось таким, каким это запомнил я годы назад. Конечно, дверь — это лишь иллюзия. Я помню, что Гортхаур запечатал эту дверь всей той силой, которая была ему опущена Единым, будь он проклят. Воспоминание о Творце вызывает приступ ненависти: я слишком хорошо помню то, что хотелось бы забыть — лица друзей, уходящих навеки, умирающих не от мечей и стрел, умирающих из-за того, что Единый ненавидел свободу, данную людям Мелькором. Он не мог уничтожить людей, потому что так онпризнал бы превосходство Мелькора над собой. Но в его власти было проклясть людей навеки, "одарить" их смертью. Что и было сделано. Я ненавидел Единого за это. Я ненавидел эльфийских мудрецов, которые напыщенно рассуждали о "разных путях" людей и эльфов, о даре Единого людям. И я знал, что возвысившись в Арде Мелькор сможет снять это проклятье, и готов был вечно служить ему. Владыка и Учитель, он научил меня понимать людей и с тех пор я именно их считаю своим народом, несмотря на свое смешанное происхождение. Вала Тьмы нуждался в воинах — одиночка не может победить, он просто будет погребен под телами противников, так сотня мышей загрызет кота. И он обещал щедрые награды своим воинам. И я знал, какую награду попрошу у него я.
Дверь беззвучно открывается от моего прикосновения: она помнит меня. Все осталось как было, книга все еще лежит на своем месте. Мне кажется, что даже если океан погребет под собой эту землю, она будет все также лежать и не сдвинется с места ни на волосок. Что Арда может сделать тому, что было создано до нее? Я подхожу к ней. Вновь, как и намного раньше, мне приходится бороться с нестерпимым искушением открыть ее прямо здесь, переполниться силой, нанести удар, который сметет все на своем пути, сбросит рабов Валар в океан. Вероятно, будь здесь Гортхаур, он так и поступил бы. Возможно он и победил бы. Ценой своей жизни. Но я всего лишь человек. И слишком малы силы, отпущенные мне. И даже Книга Сотворения не сможет дать мне больше, чем я смогу принять. Валар лишь посмеются над моей попыткой поколебать хотя бы основы их тронов. Разумеется, это больше чем то, что может сделать смертный, но меньше, чем нужно, чтобы разорвать путы, сковывающие Учителя, чтобы вернуть в Мир Владыку. Лишь на развалинах другой крепости — той, где долгие века была сосредоточена Тьма, я могу добиться чего-нибудь. И я добьюсь этого.
С сожалением я прячу книгу в мешок. Подожди еще немного, что такое несколько месяцев по сравнению с годами сна? Скоро я открою тебя, высвобожу твою мощь.

122 год Четвертой Эпохи. Север Средиземья. Подножие Безымянных гор.

Удар оборвал мучения бьющейся на земле лошади. Наездник был мертв — арбалетный бельт пробил его на вылет, доспехов на нем не было. Проклятье! На лошади не было сбруи, а внешность и одежда мертвеца были явно нечеловеческими. Что здесь мог делать эльф?
— Как вы его убили?
— Он едет за нами уже несколько дней, но только сегодня мы смогли его достать. Багар и пара стрелков отстали от отряда и подстерегли его. Мы сразу же позвали вас, как только поняли кто он такой.
— Да? — ответил я совершенно механически, все мои мысли были заняты вопросом о том, как этот эльф оказался так далеко от ближайшего их поселения, которых к слову в Средиземьи оставалось не так много: пожалуй только эльфы Цирдана в Гаванях и эльфы Трандуила в своих лесах не собирались отплывать на запад.
— Это по-моему лесной эльф, одежда у него такая: — Орк явно не мог объяснить, как он определил принадлежность эльфа к народу Трандуила. — И он за нами следил, в этом мои ребята уверены.
— Больше они никого не видели?
— Так близко от отряда — нет, видимо, арнорцы отстали. Людишки не могут идти так быстро, как мы, — орк казался гордым. Что ж — пусть. Идем мы действительно быстро. Осталось, пожалуй, только несколько дней до перевала. А потом нас уже никто не сможет остановить.
— Хорошо. Бросьте его тут и идем. Арнорцы не должны нас настигнуть до того, как мы доберемся до перевала.
— Будет исполнено.
Однако, все шло не так хорошо, как это представлялось орку — не было никаких гарантий, что после нешуточных катаклизмов, сотрясавших Средиземье со времен Войны Гнева, уцелел хотя бы какой-то путь через горы, у которых ныне не было даже имени. Правда, Гортхаур неоднократно говорил, что до развалин Ангбанда можно добраться, даже собирался послать туда отряд, но близилась война, и на счету был каждый меч и отряд так и не покинул земель Мордора. А ведь Гортхаур мог и ошибаться. Нам оставалось лишь надеяться, что это не так.
Если перевала нет, то отряд, вернее то, что осталось от него после долгой дороги, почти наверняка обречен: отряд высланный против нас из Арнора имел более чем десятикратное численное превосходство. Наша надежда заключалась лишь в быстроте. Если мы успеем дойти, то Ангбанд восстанет, и в Обители Тьмы мы будем практически неуязвимы.

122 год Четвертой Эпохи. Север Средиземья. Подножие Безымянных гор. Несколькими днями позже.

— Быстрее! Та пещера должна вести на другую сторону!
— Уверен?
— Должна, но если это не так, то мы считай что мертвецы.
— Арнорцы близко?
— Скоро будут на расстоянии арбалетного выстрела. Они, уже давно нас видят.
Углук быстро отдал приказания. Несколько стрелков отделились от отряда и двинулись навстречу Арнорцам. Они смогут задержать преследователей, но ненадолго. И наверняка будут убиты. Никто не попытался спорить с приказом Углука — орки с самого начала знали, на что идут.
Вот и вход в пещеру. Загораются заранее заготовленные факелы и два десятка воинов, все, что осталось от кулака, данного мне вождями, вступает под высокие своды.
Я все отчетливей чувствую Тьмы впереди: мой меч притягивает к ней, он стремится в то место, где был создан. Чувство постепенно усиливается. Значит ли это, что проход сохранился? Я не знаю.
От входа в пещеру доносятся крики арнорцев. Быстро же они справились с оставленной засадой! Слишком быстро.
— Они настигнут нас быстрее, чем мы доберемся до выхода, — в голосе Углука не было страха, — у нас только один шанс: мы останемся и задержим их, пока ты не доберешься до развалин и не исполнишь свое колдовство.
Шанс. И я, и орк прекрасно понимали, что никакого шанса нет, мне нужно больше времени, чтобы достигнуть развалин Ангбанда, чем арнорцам может понадобиться для того, чтобы уничтожить все, что осталось от отряда. Я должен был выбирать между теми, с кем я делил все тяготы долгого путешествия и тем, ради чего я жил последние годы. Я бы солгал, если бы сказал, что мой выбор был долгим.
— Хорошо, Углук. Скоро пещера должна расширятся, там вы сможете сдерживать их долго. Я постараюсь сделать все, что смогу и если я успею, то вы сможете победить, — это правда, но как мне успеть?
— Да, — несомненно, орк все понял, — мы сделаем так.
Помолчав немного, он добавил:
— Прощай, Мортанг. Да пребудет с тобой Великая Тьма, — давно уже орки, да и прочие слуги Тьмы не пользовались таким приветствием, почти с самой Войны Гнева.
— Прощай, Углук.

* * *

Я выбрался из пещеры. Выбрался, хотя понял это далеко не сразу — снаружи царила ночь. Вот как ты встречаешь меня, Твердыня Тьмы. Ну что же, я буду считать это добрым знаком. Идти осталось немного — менее часа, и все же я едва удерживался от того, чтобы не побежать. Бегать по скалам в темноте было бы равносильно самоубийству, я не мог так рисковать на пороге цели. Даже, если бы это спасло жизнь кому-нибудь из моих спутников.
Здесь, возле своего давнего хранилища, Книга Сотворения становилась все тяжелее с каждым мгновением. И все более сильным становилось искушение отступить от первоначального плана и открыть книгу прямо здесь, на голых камнях. Но я упрямо шел вперед, стараясь не думать об оставшихся позади.
Время еще больше источило изломанные пики Тангородрима, а от самого замка оставался лишь фундамент. Гладкие черные камни — жутковатая карта некогда самой огромной твердыни.
Я ступил на камни:
— Зачем ты пришел? — голос заставил вздрогнуть молодого человека, шагнувшего в ворота Ангбанда, слишком мал он был, когда последний раз проходил через них.
Что это? Шутки памяти? Или это место все еще помнит меня? Не знаю: Но вновь слышу свой тогдашний гордый и глупый ответ, но теперь понимаю, каким нелепым он должен был казаться тому, кто слышал его тогда.
— Я пришел, чтобы познать Тьму!
И вновь я слышу смех. Слишком тоскливый, чтобы казаться естественным. И ответ, в котором уже не было насмешки
— Ты знаешь, что случалось с твоими сородичами, которые пытались это сделать до тебя?
— Они терпели неудачу?
— Они гибли, растворялись во Тьме. Власть Тьмы велика, но опасность не меньше.
— Я рискну.
— Что ж... Может твоя судьба и впрямь такова. Не мне судить об этом. Следуй за мной, я отведу тебя к тому, кто станет твоим учителем.
Я вновь переживаю то время, вновь чувствую свой страх и растерянность.
Проклятье, я не знаю, сколько я уже шагаю по камням фундамента Ангбанда, я не знаю даже иду ли я или стою на месте. Воспоминания проходят сквозь меня.
...Не таким я ожидал увидеть обитель Тьмы. Я ожидал тронного зала, стражи. А комната, в которую привел меня провожатый, неведомо почему постоянно остающийся в тени, хотя на стенах то и дело встречались факелы, горящие багровым пламенем, больше всего напоминала библиотеку: стеллажи, заполненные древними фолиантами (кто писал их?), чистый стол, кресла — массивные, но не похожие на трон — и, разумеется, хозяин комнаты и замка. Впрочем, все это я заметил лишь сейчас, а тогда мой взгляд сразу приковал он. Его я помнил, хотя прошло уже столько лет с тех пор, как я мельком увидел его. Не запомнить Мелькора было невозможно. Черный доспех, который он никогда не снимал, казалось, поглощал все лучи света, хотя света-то как раз и не было в этом зале, в нем не было ни факелов, ни окон. И, тем не менее, все предметы были отчетливо видны. Черные латные перчатки скрывали обожженные руки. Лицо Черного Валы могло бы быть лицом человека, но тогда казалось сверхъестественным. И приковывал взгляд единственный источник света в комнате — три рукотворных звезды в железном венце. Три Сильмарила, которые, как я потом узнал, содержат в себе свет Истинных Звезд. И слова, повисшие в воздухе:
— Так ты хочешь познать Тьму?
Тогда он согласился учить меня, далеко не самого талантливого из смертных. И много лет после этого я провел в Ангбанде, постигая то, чему можно было научиться. И лишь когда обучение было закончено, я покинул замок — чтобы служить своему Учителю. И вот сейчас вернулся, чтобы снова получить силу.
Воспоминания отступили. Я увидел, что стою в самом центре черного круга, там, где некогда был Тронный Зал. Ну что же.
Тихо падает на черный камень ткань, прикрывавшая книгу. Вновь я вижу черный переплет без всяких знаков. Я аккуратно кладу книгу на камни. Внезапно, подходит страх необратимости своего поступка, но уже слишком поздно — рука открывает книгу так, как будто ей движет какая-то внешняя сила.
Все чувства обостряются. Я смотрю на черные страницы, покрытые белыми рунами, такими же, как и на моем мече, рунами, которых я никогда не знал, и понимаю, что они значат. Не значение каждого отдельного слова (да и были ли там слова?), а смысл написанного. Вокруг сгущается сила. Я ощущаю ее, осознаю, что могу управлять ей, и направляю ее на окружающие меня камни, камни, хранящие память.
Окружающая меня реальность изменяется, и вместе с ней изменяюсь я сам. Я перестаю быть просто Мортангом, полуэльфом, а становлюсь частью великой Тьмы, окружающей мир. За обретенную силу я плачу собой, своей человеческой сущностью. Такова судьба всех тех, кто идет путем Тьмы — в конце концов все они становятся ее частью, после своей смерти они уходят в нее, усиливают ее, отдают ей долг, за ту силу, которая была дана им при жизни. Туда ушли Кольценосцы, туда ушел Гортхаур. Перед этой гранью замер скованный Мелькор, хотя он сам стал воплощением Тьмы в Арде. А теперь к этой грани иду я, добровольно, как и все до меня. Учитель говорил, что ушедшие во Тьму восстанут к началу Дагор Дагората — последней битвы, в которой решено будет, кому навеки будет принадлежать все сущее. Возможно, но никто не знает этого наверняка. А может быть, ушедшие во Тьму навсегда исчезают из Арды? Тоже возможно, но все же никто не пробовал отыскать лазейку, отказаться от Тьмы, вернуть себе прежнюю жизнь.
Окружающий мир бледнеет вокруг меня, кажется, что вспять повернулось само время. И вот вновь восстают пики Тангородрима, павшие давным-давно, вновь возносятся вверх гордые башни Ангбанда. И я внезапно понимаю, что могу видеть все, что происходит вокруг крепости, что силы мои в этой долине практически безграничны. И я тянусь своей мыслью туда, где сейчас сражаются и умирают орки, которые помогли мне обрести силу.

* * *

Проход был слишком узким. Арнорцам приходилось идти через него по одному, чтобы не мешать друг другу в случаи драки. Хотя какая может быть драка, если орки в страхе бегут от славного королевского войска? А, вот проход и расширяется, дальше идти будет легче, скоро враг будет настигнут и уничтожен, как того хотел наместник Великого Короля в Арноре. И может даже, солдатам, убившим больше всего орков, дадут по паре золотых монет, чтобы они могли порадовать себя дешевым пивом.
Мысли Эбидара, солдата Арнора, были примерно такими, но ему не суждено было дождаться награды: ятаган с силой опустился на первого вышедшего из тесноты туннеля арнорца. Место для засады было выбрано удачно: арнорцы вынуждены были выходить из туннеля по одному, попадая при этом под ятаганы орков. Так всего несколько бойцов могли сдержать большой отряд, хотя и не надолго. Вскоре между орками и арнорцами возникло жуткое укрепление, сложенное из тел павших воинов. Многие из арнорцев пали, но теряли бойцов и орки, а их было мало. Арнорцы вполне могли менять пятерых своих бойцов на одного орка и выиграть бой, их не пугала гибель товарищей — большая награда достанется выжившим. И орки отступали, бой переходил на более широкое место, где солдаты Арнора могли в полной мере реализовать свое численное преимущество. И орки гибли.
Углук метнул последний нож и радостно оскалился, увидев, что арнорец вскинул руки, пытаясь вытащить из своего горла клинок, упал, захлебываясь своей кровью. Еще одним врагом меньше. Но их все еще слишком много, а орков осталось не больше десятка — шансов выжить нет. Углуку приходилось отбиваться сразу от трех противников, он чувствовал, что не сможет долго выдерживать бешенный темп схватки. Похоже, пришла и ему пора умирать — еще один боец, отдавший жизнь во имя Великой Тьмы. И еще одному бойцу не помогла его вера в мощь Тьмы — еще одно сомнение в сердцах трусов, сколько их отречется от своей веры, после того как весть о гибели отряда орков достигнет Мордорских земель? В скольких умах возникнет мысль о том, что лучше покориться людям, найти способ сосуществовать с ними, жить, пусть рабами, но жить?
Потоки Тьмы хлынули из туннеля, затопляя пещеру, ставшую местом схватки людей и орков. Хлынули и почти сразу отступили назад, оставив после себя лишь нескольких выживших орков, да гору пустых доспехов и оружие. От тьмы отделилась фигура, напоминавшая человека, сокрытого под черным доспехом. И фигура заговорила:
— Возвращайтесь на юг и передайте своим вождям, что грядет новая война, ибо Северная Твердыня воспряла, на сей раз воля Тьмы свершилась.

13.03.1999

На данный момент это самый крупный мой рассказ, как среди оклотолкиеновских апокрифов так и вообще, поэтому не удивляйтесь корявости стиля.
У меня было желание дописать этому рассказу эпилог и, возможно, когда-нибудь я это сделаю, т.к. мне не хотелось бы, чтобы рассказ завершался однозначной победой любой из сторон.
Мортан.