В последнее время, много читая и слушая ниеннистскую литературу и музыку, я не мог не подметить связи ЧКА и серебряного века. Она лежит на поверхности, это видно сразу, и, кстати, ее не отрицает и одна из соавторов -Иллет. К сожалению я не имел возможности спросить у Ниеннах, но, насколько мне известно, ее поэтические пристрастия тоже находятся в том времени. Я решил подтвердить некоторые свои гипотезы, и спросил у некоторых знакомых толкиенистов, какую поэзию они предпочитают? Гумилев, Блок, Анненский — вот были основные ответы. А если учесть, что большинство из них если и не ниеннисты, то темные, то картина становится ясной.
  Сходство ЧКА и символизма видно даже неспециалисту. Наличие определенного ассоциативного ряда, превращающегося в символы, которые воспринимаются на подсознательном уровне, известно каждому, открывшему ЧКА. Боль, память, печаль, надежда и вещные воплощения этих понятий — пламя костра еретика, горечь полыни, маки -"травы забвения", звезды, открывающие истинный свет, — этот список можно было бы продолжить. Что это, как не символы, обычные для поэзии начала века?
  К тому же напевность лирики Ниеннах очень похожа на напевность блоковских стихов, романсы Вертинского итп.
  Важную роль играют и там, и там библеизмы. На первый взгляд это парадоксально, ведь масса ниеннистов не верит в Бога христиан и является либо язычниками разного рода, либо буддистами, либо атеистами. Но, во-первых, сама фразеология русского языка вынуждает ее употреблять библеизмы, вошедшие в язык, а во-вторых, многие из них намеренно использует эти выражения, для усиления эффекта. Одно из ее стихотворений целиком составлено из реминисценций из Книги Екклизиаста, истолкованных очень по-своему, так что если не знать первоисточника, то можно подумать, что их автор — сама Ниеннах. Конечно это один пример, но их можно подобрать массу. Вообще вся эта книга проникнута библейскими мотивами, главный герой похож на Иисуса как две капли воды, его заповеди повторяют заповеди Завета, а судьба повторяет судьбу Иисуса. Конечно, можно вспомнить, что и сам профессор Толкиен был очень верующим человеком, несмотря на обширную мифологию его произведений основной конфликт его произведений это борьба Персонифицированного Зла — Моргота и ангелов божиих — валар. Присутствует и Господь — Эру, правда он изображен почти бездеятельным, после сотворения Мира и живого. Лишь изредка его ангелы, не в силах справиться со своеволием смертных призывают его на помощь и тогда следуют огромные катаклизмы. У Ниеннах и Иллет этот конфликт изменен на противоположный, введена тема богоборчества и главный герой, помимо черт Бога, приобретает демонические черты. Но опять же это демон в духе Мильтона, Лермонтова, поэзии романтизма и искусства Серебряного века.
  Увлечение запретным, потусторонним было свойственно тому времени, так же как и нашему. Мистика серебряного века сплавлена в ЧКА пестрым комом с собственными представлениями авторов о сути мира. Отсюда такие непостижимые порождения, как не-СВЕТ, не-ТЬМА, ПУСТОТА. Здесь явно виден след увлечения индийской философией, синтетическими учениями, типа той же Тайной Доктрины и так далее. Честно говоря, если бы мне кто-нибудь разумно объяснил сущность этих трех первоэлементов и их отличие друг от друга, я был бы безумно рад. Последнее, что я слышал на сей счет, было "ну пусть считают, что вселенная сложна", что далеко не является вразумительным ответом. Потом у Ниеннах и Иллет возникает то, чего не было у Толкиена — концепция перерождения людей, носителей дара хранителей Арты. По профессору, у них был дар Илуватара "тот, что позже люди назовут проклятием", уходить неизвестно куда за грань Арды, они, единственные из живых существ, были свободны от этого мира. По ЧКА, они — хозяева Арды. Я не согласен с этим, как хозяева могут быть временными гостями? И, что самое парадоксальное — их тому учит тот, кто сам несвободен, кто больше всех привязан к Арде. Может за это он и получает казнь? Только не слишком ли это напоминает суд Пилата над Иисусом? А свободнее всех оказывается самый потусторонний персонаж — Намо, Владыка Судеб. Он покидает Арду, нести то самое доступное немногим мистическое знание, на обладание которым претендуют поклонники ЧКА. Что это -мистическая традиция суфизма? Каббала? Тайные учения махатм? Не знаю.
   Помимо романтизма, увлечения мистическими тайнами и христианства просматривается еще одно влияние — влияние современной рок-поэзии, в лице Янки, БГ, Высоцкого (он не рок-музыкант, но многие из них испытали его влияние). Медленные тягучие песни Ниеннах оказывают на слушателя сильное эмоциональное воздействие. К тому времени, как я послушал ее, я перестал быть ниеннистом и относился к ее творчеству беспристрастно, но эти вещи, безусловно, сильнейшие среди современной толкиенистской песни. Конечно, можно о многом спорить, например, то, что задевает меня очень сильно — еретичество не могло возникнуть в Арде, так как все ее обитатели — язычники, а они религиозно индифферентны, и язычник убивающий за веру, это примерно то же самое, что и горячий ковкий лед, например. Нонсенс. Но если авторам так нравится, то пусть будет так.
    Визионерство свойственно русской поэзии, и авторов ЧКА можно рассматривать, как создателей русской Арды, на нашей почве, не меньше, чем господина Перумова, да не будет такое сравнение обидным для них. Только это не Арда бородатых мужиков с пивцом и матерком, юрких пролаз — асассинов и панцирных арбалетов на конной тяге, нет — это Арда русской литературной традиции, со всеми ее недостатками и достоинствами, с мессианством и богоборчеством, морализмом и напевностью. Я не хочу оценивать идею, ИМХО, она порочна, но это приближение европейского мета-мифа к русским сказкам и песням. Я увлекся Толкиеном в девятилетнем возрасте, и он рос вместе со мной, из наивной сказки до великого романа о жизни.
Теперь, после этого набора скучных сентенций, немного конкретики. Вот стихотворение Ахматовой:

Не дышали мы сонными маками,
И своей мы не знаем вины.
Под какими же звездными знаками,
Мы на горе себе рождены?
..........................

А вот стихотворение Ниеннах

.......................................

Травы разлуки и травы забвения,
Белые маки, покой исцеления...
К темной воде склоняются ивы,
Спите, не знавшие звездного имени
Спите забвеньем от боли хранимые
Спите, дети сгоревшего города...

........................................

на мой взгляд они удивительно созвучны. Конечно, я нарочно вырвал из контекста два отрывка, но у меня почему-то не возникает мысли о сравнении стихов Ниеннах с Пушкиным или Фетом.

А вот любимая ею Цветаева:

..............................................

Смерти довериться, смелые,
Что вас заставило, что?
Ужас ли дум неожиданных,
Душу зажегший вопрос,
Подвигов жажда -ль невиданных,
Или предчувствие гроз,-
Спите в покое чарующем,
Смерть хороша — на заре!
Вспомним о вас на пирующем,
Бурно- могучем костре.
— Правы ли на смерть идущие,
Вечно ли будет темно?
Это узнают грядущие,
Нам это знать — не дано.

Опять созвучие, и костер, один из любимых образов Ниеннах тут же, как воздаяние...
А вот любимый поэт Иллет — М. Волошин:

ПОЛЫНЬ

Костер мой догорал на берегу пустыни

(и тут костер, заметьте ( здесь и далее курсив — мой, примечание автора))

Шуршали шелесты струистого стекла.
И горькая душа тоскующей полыни
В истомной мгле качалась и текла.
В гранитах скал — надломленные крылья

(а вот и крылья Проклятого)

Под бременем холмов — изогнутый хребет.
Земли отверженной — застывшие усилья.
Уста Праматери, которым слова нет.
Дитя ночей призывных и пытливых,
Я сам — твои глаза, раскрытые в ночи
К сиянью древних звезд, таких же сиротливых,
Простерших в темноту зовущие лучи.

.................................

О, мать невольница! На грудь твоей пустыни
Склоняюсь я в полночной тишине...
И горький дым костра, и горький дух полыни,

(костер, полынь, тьма, звезды...)

И горечь волн — останутся во мне.

  Согласитесь, такое мог бы написать человек из Харада, или Мордора. Например тот же Денна. Кстати Денна — Денница? Возможно такое толкование?
  И еще. Читая имена собственные, слова А'хэнн, мне вспоминался Хлебников с его Звездным (и тут звезды :-) языком. Бобэоби пели губы мельдо моего :-).
  Вот пожалуй и все. Я много чего не учел, многое просто не знаю, кое-что сократил, дабы никого не обидеть, но вот оно. Я мог бы написать о подражателях и продолжателях, но, во-первых, об этом много где сказано, во-вторых, в конце концов, плохих поэтов всегда больше.

Я помню древнюю молитву мастеров:
Храни нас, Господи, от тех учеников,
Которые хотят, чтоб наш убогий гений
Кощунственно искал все новых
откровений.
(Гумилев. Мой любимый поэт)